Минуты будничных озарений - Пикколо Франческо

Неделя шла за неделей, новостей на этом фронте не было. Были какие-то робкие попытки, сообщения в телефоне, даже один блистательный диалог. Ничего серьезного. В ноябре она впала в отчаяние, и я вместе с ней. Мы приглашали людей на ужин, она ходила танцевать, ходила на концерты, на презентации книг. Мы вместе ездили на мопеде, и я спрашивал ее: «Этот? а этот? а этот?» Даже когда я был один и мне встречался интересный мужчина – вообще-то времени оставалось в обрез, где там перебирать кавалерами, все мужчины казались мне интересными, – я рассказывал ему о жене, показывал ее фотографии, всячески расписывал ее достоинства. Я не мог ходить вокруг да около, поэтому спрашивал прямо: «Почему бы тебе не поужинать у нас?» – и думал, что сам уйду вместе с детьми, оставив ее наедине с ним. Интересно, что эти мужчины думали обо мне…

Рождественский вечер мы провели скучно. Дети были в веселом настроении, пока не увидели, что мать плачет. Дочка поняла почему и обняла ее. Оставалось еще несколько дней. Жена перестала уходить из дома, рано ложилась спать. В новогоднюю ночь она заснула в десять часов.

Первого января, когда она, лежа рядом со мной, открыла глаза, в ее взгляде я увидел тоску, не легкую грусть, как обычно говорят, а самую настоящую тоску. И создавалось впечатление, что в минувшем году миновала молодость, не осталось надежды и желания заглядывать в глаза каждому мужчине, чтобы понять, он ли это.

Мы с женой остались вместе, и, следовательно, пророчество кубинской гадалки не сбылось. Мне хотелось сказать жене, что, если она не встретила мужчину, которого полюбила бы, страсть соединит ее с ним в ближайшие годы, но я промолчал, чтобы не нервировать ее.

Не знаю, на что и надеяться. Она моя жена, и я искренне ее люблю, желая ей счастья, в возможность которого она, как мне кажется, больше не верит. И если так думает она, так думаю и я. И разумеется, пророчество не имело в виду меня, поскольку, во-первых, гадалка это исключала и, во-вторых, потому что я за этот год совсем не изменился, а если и изменился, по крайней мере, хуже не стал, а моя жена не влюбилась в меня снова, ни капельки, более того, неприязнь, какую испытывают по отношению к человеку, с которым живут много лет, выросла, стала очевидной и проявлялась все чаще, заметная всем.

По непонятной причине из-за ошибки гадалки жена разозлилась на меня.

Однако я понимаю, как она себя чувствует. Теперь, начиная с сегодняшнего дня, этот новый и все последующие годы ей придется жить со мной. Не исключено, что она заведет любовника или будет по вечерам тайком трахаться вовсю на стороне. В прошлом году ей суждена была новая любовь. Но ничего подобного не случилось. Отсюда плохое настроение у обоих, поскольку мне ее жаль.

Мы останемся вместе, уйдет напряжение, уйдет необходимость все время смотреть по сторонам. И я вынужден буду мириться с ее неприязнью, стараясь не обращать на нее внимания или, если нужно, ее терпеть.

Когда к платформе должен подойти поезд, громкоговоритель объявляет, какие вагоны находятся в голове состава, какие вагоны в хвосте состава, какие вагоны в середине состава.

Объявление звучит так: «Вагоны с первого по четвертый – в голове поезда, с девятого по двенадцатый – в хвосте поезда, с пятого по восьмой – в середине поезда».

Дело в том, что первый вагон, например, может быть первым или последним, и это важно для того, чтобы ждать посадки на правильном месте.

Но зачем тогда добавлять, что центральные вагоны находятся в середине поезда?

Центральные вагоны всегда находятся в середине поезда. Для них ничего не меняется.

Чемодан, находящийся на багажной ленте аэропорта, неузнаваем.

Люди, которые продают зонтики на улице, стараются продать их и тем, у кого зонтик уже есть, ставя их в затруднительное положение.

Очевидно, что нет щипцов для колки орехов, которые устраивали бы всех.

Случались минуты, когда злость росла, и тогда мне хотелось сказать самому себе: «Когда-нибудь я ему покажу!» И я счастлив, что эта злость не оставила следов и я забыл о ней.

Я не покажу ее никому.

– У меня все руки покрасневшие. Может, из-за мытья посуды?

– А сколько раз ты мыл ее?

– Пять или шесть.

– В день?

– Нет, в жизни.

Можно понять, что человек писатель, когда он держит на виду изданные им книги. И особенно те, что переведены на другие языки.

Моя приятельница всегда носит синие платья. Каждый раз, когда ее приглашают на ужин, по праздникам, когда она собирается на премьеру какого-нибудь спектакля, она идет и покупает новое платье. Непременно синее.

У моей приятельницы очень много синих платьев, и все они разные или, по крайней мере, она считает, что разные, потому что со стороны все они могут показаться одинаковыми. Но они, конечно, разные, учитывая, что всякий раз в случае новой оказии она идет и покупает очередное платье, причем обязательно синее. Почти всегда она ходит в один и тот же магазин, в котором, очевидно, продают только синие платья, или все синие платья продают только ей. Не знаю, что думает продавщица. Может быть, когда ей предлагают выставить на продажу синие платья нового фасона, она говорит: «Хорошо, я знаю, кому их продать». Впрочем, моя приятельница, даже если она идет в другой магазин или решает купить платье, находясь в другом городе, всегда выбирает синее платье.

Часто на вечеринке или в гостях женщины говорят ей: «Какое красивое у тебя платье! Новое?» Они говорят это потому, что действительно не могут понять, старое на ней платье или новое, поскольку эти синие платья немного похожи одно на другое, они не одинаковые, но похожие. И то, что все они синие, не помогает, наоборот. Им кажется, что это платье старое, но оно может быть и новым. Они не понимают, потому и спрашивают.

В общем, люди, которые общаются с моей приятельницей, должны делать вид, что между синими платьями есть разница. И, возможно, эта разница есть. Одно из них более прозрачное, у второго более широкий рукав, у третьего глубже декольте, у четвертого на несколько сантиметров длиннее вырез сзади. Но разница между миром и моей приятельницей заключается в том, что в мире существуют платья из разных тканей, разного цвета и разной длины, тогда как для моей приятельницы существуют только синие платья с этими мелкими различиями, которые ей, впрочем, не кажутся мелкими, если учитывать, что всякий раз, когда она с удовольствием идет покупать новое платье, она возвращается домой с очередным синим платьем и говорит: «Это новое платье я надену сегодня вечером». И блажен кто будет присутствовать при ее появлении в нем, потому что можно не сомневаться, что и на этот раз на моей приятельнице новое платье. И когда кто-то скажет: «Какое красивое платье!» – можно смело добавить: «Новое». В противном случае все бы сомневались, осторожничали, хотели, но боялись спросить: «Но разве оно не такое же, как остальные?»

В конце концов моя приятельница со своими синими платьями возвела своего рода барьер солидарности, где все говорят то же, что говорили бы при виде платьев красных, черных, коричневых, в цветочек, хлопчатобумажных, шерстяных: «Это тебе идет; это короткое; это прозрачное; это длинное; это тебя стройнит». Новые платья моей приятельницы не отличаются от старых, но она делает вид, что живет той же жизнью, которой живут другие – те, на ком каждый день другое платье другого цвета.

Самое удивительное то, что никто ни разу не заметил моей приятельнице до сего момента, что она всегда носит только синие платья. Я ни разу не слышал даже, чтобы два человека, болтая друг с другом в ее отсутствие, говорили об ее пристрастии к синим платьям.

Вот и мне не хватает смелости спросить: «Но неужели вы не видите, что все платья у нее одинаковые, все синие?»