Наталья Богатырёва - «В институте, под сводами лестниц…» Судьбы и творчество выпускников МПГУ – шестидесятников.
В 1968 г. в новосибирском Академгородке проходил фестиваль авторской песни. Там выступал А. Галич с несколькими «довольно рискованными», по воспоминаниям А. Якушевой, песнями. «После чего ЦК комсомола решил бойкотировать фестиваль и применить соответствующие санкции к его участникам». А. Якушева, хотя и не смогла поехать на фестиваль, пострадала тоже. Журналист и музыкант Арнольд Волынцев с её разрешения передал участникам фестиваля горячий привет от Ады Адамовны. И сразу же была запрещена к выпуску уже готовая пластинка на фирме «Мелодия», а заодно сборник песен в пермском издательстве…
«Три жены тому назад…» – книга особой судьбы. При поддержке М. Кусургашева Ада Якушева решила опубликовать свою переписку с Визбором 1955–1957 гг. Эти письма – панорама эпохи «оттепели». И правильно сказал в предисловии Ю. Ряшенцев, что это «почти мифологические герои своего поколения и своей среды». Их юношеская переписка и отрывки из более поздних писем – это и история их любви, 21 рассказ о личностном и профессиональном становлении, и история страны. И хотя личная переписка – не хроника политических событий, в письмах А. Якушевой и Ю. Визбора много запоминающихся деталей, по которым можно реконструировать эпоху.
Ада Якушева пишет в армию Визбору и о премьере кинофильма «Весна на Заречной улице», и о выступлении в Лужниках Ива Монтана, и о выставке выпускника Ленинградского училища живописи Ильи Глазунова, и о показе в Москве спектакля «Гамлет» в постановке Питера Брука. Каждое событие они обсуждают с юношеским максимализмом, азартно, проявляя глубину и независимость мышления. А. Якушева пишет о выставке И. Глазунова: «По его картинам чувствуется, что он пережил немало горя – ни одного солнечного пятна!.. Но почему такое однобокое восприятие мира?»
Нелицеприятно отзывается она и о творчестве официозного Л. Ошанина, отдавая предпочтение Фатьянову. Из этого видно, какие имена были популярны в песенной лирике тех лет. В защиту Л. Ошанина можно сказать лишь то, что А. Якушева, видимо, забыла про песню «Эх, дороги!», а цикл песен «А у нас во дворе», «Песня о тревожной молодости», «Течёт река Волга» ещё не были написаны. Но юношеская резкость суждений и бесстрашие перед авторитетами позволяют лучше понять поколение «шестидесятников».
Позднее в книге «Если б ты знал…» Ада Адамовна реабилитирует Ошанина: «В его стихах подкупала живая разговорная интонация, бытовые ситуации, владение формой… Мне кажется, Лев Иванович внимательно прислушивался к бардовским песням, разгадывая, вероятно, в чем причина их привлекательности. И, думаю, эти наблюдения не прошли даром. Во всяком случае, как разительно непохожи его прежние песни «Комсомольцы, беспокойные сердца» или «Ленинские горы» на написанные позже «А у нас во дворе», «Бирюса», «Желтоглазая луна»…»
Письма Якушевой – Визбора много говорят о литературных пристрастиях молодёжи того времени. Визбор зачитывался стихами Мартынова, любил стихи Светлова, Межирова, Иосифа Уткина, Виктора Гусева. Размышления о сути литературного труда сменяются обсуждением в письмах литературно-критических новинок: статьи Владимира Померанцева «Об искренности в литературе», романа Дудинцева «Не хлебом единым», о котором Визбор пишет: «Не согласился с Хрущёвым: очень правильная советская книга!»
Отразился в книге и романтический порыв «за туманом и за запахом тайги». Молодые искренне верили, что дело чести выпускника педвуза – ехать туда, где условия жизни суровы: в Сибирь, на Дальний Восток, на Сахалин. Визбор пишет, обращаясь к Аде Якушевой: «В этот малюсенький и вместе с тем необозримо-громаднейший отрезок времени ты поймёшь то, что не понять за пятьсот лет жизни в 6-м Ростовском переулке. Только в разлуке, хотя бы и с городом, ты научишься ценить, что не ценила, любить то, мимо чего проходила, думать о том, что раньше не привлекало твоего внимания. Только в селе ты поймешь Толстого и Пушкина, только под лесным небом придут мысли и строчки, глубокие и яркие. Мой совет – ехать, хотя бы за судьбой… Мы же такие молодые, черт нас возьми! Нам еще так рано болеть меркантильностью…».[15]
Ю. Визбор, скрупулезно фиксируя страшноватые подчас подробности армейского быта, все-таки оставался «комсомольцем-добровольцем», находя в службе изрядную долю романтики (радист, слушающий ночью в эфире джаз или восхищающийся разговорами «за жизнь» радистов с рыболовецких судов). Застенчивая студентка А. Якушева, к которой её мудрый старший друг относился снисходительно, оказалась гораздо более идеологически независимой. И сквозь нежный любовный лепет нет-нет и прорвется хлёсткая ирония или блеснёт вдруг точная зарисовка. «Насчёт «больших народных страстей» я знаю только то, что в столице им не дают особо бушевать. У нас необыкновенно сильна и всеподавляюща администрация. Думать – запрещается. Это хорошо выразил директор института. Он сказал, что за нас думает партия. Люди боятся возмущаться, потому что все они зависимы. Кто по месту работы, кто по месту учёбы. Самые отчаянные обязательно пострадают». Вот где настоящее инакомыслие! Сколько сдержанного сарказма в её описании, например, заседания кружка марксизма-ленинизма.
Визбор тоже демонстрирует политическую неблагонадежность, осуждая всеобщую фестивальную эйфорию: «Завтра у вас в Москве открывается фестиваль. Блажен, кто верует. Меня, откровенно говоря, не очень-то тянет обмениваться сувенирами и автографами на московских мостовых. Я равнодушен к напудренной и надушенной столице нашей, подмалевавшей щёки румянами… Город мой люблю в тишине переулков, в грохоте работающих улиц, в разноцветных огнях квартир-многоэтажек».[16]
Но при этом они оставались истинными детьми своего времени, взращенными на плакатах «Мы за мир». Сегодня это вызовет улыбку: Ада Якушева пишет, как ходила протестовать против политики Израиля к израильскому посольству, «а вернувшись домой, заревела… Не смейся, но я, кажется, начинаю бороться за мир!»
В публикации писем сознательно отсутствует датировка. Это сделано для того, чтобы избежать протокольности. И хотя это затруднит работу литературоведов и критиков, изучающих творческий путь героев книги, но зато переписка приобрела характер целостного художественного произведения.
А. Якушева, кроме всего прочего, прекрасный журналист. Двадцать лет она проработала на радиостанции «Юность». Ездила по командировкам: Сибирь, Дальний Восток, Курилы, Камчатка, Сахалин… С любовью вспоминала в книге «Если б ты знал…» про людей, с которыми сводила ее «Юность». Кому, как не ей, пристало вести передачи о бардах «Песня, гитара и я». А ещё она вела передачу по письмам радиослушателей, которая называлась «Здравствуй, товарищ!» А. Якушева сохранила несколько папок с этими письмами, летопись, как она говорит, целого поколения.
Если бы А. Якушева поставила такую цель, она стала бы блестящим публицистом. Её статьи о специфике авторской песни, публиковавшиеся в середине 60-х гг., выглядят так, будто они написаны сегодня. Всё актуально и никакой юношеской запальчивости, сентиментальных всхлипов. Великолепный материал для диссертации об авторской песне.
А. Якушева говорила: «В институте я начала вести дневник, который открывался такой мыслью, что и жизнь моя, и любовь моя, и всё, что в жизни положено человеку, будет связано с этим необыкновенно прекрасным зданием на Пироговке. Так оно и вышло в дальнейшем…»[17]
Дождик опять в окна стучится,
Чёрные тени скользят по стене.
Прежние песни, знакомые лица
Вечером в гости приходят ко мне.
Вижу колонн тень голубую,
Призрачный свет за окном потолка.
Молча гляжу и, как прежде, любуюсь
И не могу наглядеться никак.
Это страна песен весёлых,
Дружеских споров, мечты до небес,
Здесь по нехоженым шахматам пола
Бродит забытая боль о тебе…
Юрий Визбор
Юрий Визбор (1934–1984 гг.), бард, поэт, сценарист, журналист, артист. Окончил МГПИ в 1955 г.
О Юрии Иосифовиче Визборе написано столько, что нет смысла говорить здесь об этапах его биографии и анализировать пласты его многогранного творчества. Ограничусь отдельными замечаниями его однокашников.
Б. Вахнюк рассказывал, как он пел в присутствии Ю. Гагарина визборовского «Серёгу Санина». И Гагарин заплакал. А потом рассказал, что у него был друг, который вот так же «не дотянул до посадочных огней». «Как же ваш Визбор всё угадал!»
