Леонид Жолудев - Стальная эскадрилья
Между тем бои на рижском направлении принимали все более ожесточенный характер. В воздухе появились новые группы немецких истребителей, сформированные из инструкторов школ воздушного боя. Сравнительно небольшое пространство, занимаемое курляндской группировкой врага, позволяло авиационным командирам противника оперативно маневрировать своей истребительной авиацией, довольно часто создавать на отдельных направлениях крупные группировки истребителей и наносить нашей авиации ощутимые удары. Правда, теперь потери в самолетах мы восполняли буквально на ходу, не выводя полков на деформирование, так что боеспособность части практически не падала. Но совсем другое дело - терять боевых друзей, особенно на завершающем этапе войны.
Кроме истребителей серьезную угрозу для нас представляла вражеская зенитная артиллерия. Продвижение советских наземных войск сокращало обороняемую противником территорию, и, естественно, боевые порядки его зенитной артиллерии уплотнялись, прикрытие важных объектов от ударов с воздуха становились более мощным.
Мы настойчиво искали наиболее вероятные пути преодоления зенитного заслона. Нужной литературы, специальных разработок под рукой не было. Приходилось идти к своим зенитчикам и брать у них "уроки". Я лично относился к этому делу весьма серьезно и тратил на учебу немало свободного времени.
Как-то вечером в столовой, увидев у меня в руках учебник по стрельбе зенитной артиллерии, командир 2-й эскадрильи капитан Мамонтовский иронически улыбнулся и назвал меня "академиком". Я не обиделся, тем более что капитан был неплохо подготовленным летчиком: приобрел известный боевой опыт, научился водить группы бомбардировщиков и уже завоевал некоторый авторитет среди личного состава полка.
Мне нередко доводилось водить свою эскадрилью замыкающей в боевом порядке полка и наблюдать за всеми деталями полета и действий Мамонтовского. Да, взлететь, собрать группу и провести ее по маршруту к цели он умел. А вот в зоне зенитного огня вел группу всегда по прямой, с этаким щегольством, упрямо "продираясь" сквозь зенитные разрывы. В данном случае риск но бы,); оправданным, да и рисковал ведущий не только своей жизнью. Вот почему порой мне очень хотелось подсказать Мамонтовскому, как строить противозенитный маневр, но все не было подходящего случая. А просто так подойти и дать рекомендации казалось неудобным. К тому же капитан был старше меня по возрасту.
Лишь в тот вечер, когда Мамонтовский назвал меня "академиком", представилась возможность побеседовать по-деловому. Я высказал свое мнение о необходимости противозенитного маневра, стремлении использовать каждую возможность для уменьшения потерь от зенитного огня. Но Мамонтовский даже не дослушал меня и безапелляционно заявил, что, по его твердому убеждению, точность стрельбы зенитной артиллерии настолько мала, что ею можно просто пренебрегать.
Я возразил, что среднекалиберная зенитная артиллерия ведет огонь побатарейно и даже дивизионами, создавая плотную зону поражения в определенном воздушном пространстве. И если там находится группа самолетов, и вероятность потери одного или нескольких из них достаточно высокая.
Мамонтовский упрямо стоял на споем, в конце беседы смотрел на меня уже с откровенной неприязнью. На том и разошлись.
Я, признаться, пожалел о затеянном разговоре, тем более что учить командира эскадрильи надлежало командиру полка, а моя "самодеятельность" привела лишь к натянутым отношениям с Мамонтовским. Несколько дней мы с ним только холодновато здоровались, а затем... Затем самолет командира 2-й эскадрильи Мамонтовского был сбит зенитным снарядом. Произошло это так.
Полк тремя девятками с высоты 2500 метров наносил удар по скоплению живой силы врага. Первую группу вел гвардии майор Свенский со штурманом полка Т. Г. Конопацким, вторую - Мамонтовский, а моя девятка следовала в колонне замыкающей. Перед целью открыла плотный огонь артиллерия среднего калибра. Вокруг одновременно рвалось до четырех десятков снарядов. Было видно, что вражеские зенитчики хорошо знают тактико-технические данные Пе-2, так как разрывы ложились довольно близко.
После первых двух залпов командир полка начал энергичный отворот в сторону, а затем столь же резко довернул на разрывы и успению преодолел зону огня. Посмотрев на этот маневр, я подумал, что и этой обстановке поступил бы точно так же. Девятка командира полка благополучно проскочила через огненный заслон, и теперь под удар попала эскадрилья Мамонтовского. Пока я уточнял окончательный вариант маневра, враг по второй группе сделал третий залп. При этом, несмотря на приближение разрывов к самолетам, комэск с упорством вел группу по прямой. Командиры звеньев, оценив складывающуюся обстановку, несколько увеличили дистанции и интервалы, что было совершенно правильно. По я все же прикинул, что и при этом если не четвертый, то пятый залп обязательно накроет эту группу, а затем огонь будет перенесен на нашу, замыкающую, эскадрилью.
Медлить было нельзя. Я начал противозенитный маневр и тут же увидел, как самолет Мамонтовского окутался дымом, а потом вывалился из дымного облака с отбитым крылом и, вращаясь, понесся к земле. В воздухе раскрылись два парашюта. Только два...
Как выяснилось в дальнейшем, на парашютах спаслись сам Мамонтовский и его штурман Пунышев. Приземлившись на территории, занятой врагом, оба они попали в плен. А третий член экипажа - начальник связи эскадрильи, замечательный воздушный стрелок и радист лейтенант Иншаков погиб. После этого полета меня долго угнетала мысль, что и я чем-то виноват. Возможно, очень уж неубедительно говорил с Мамонтовским, не нашел подхода, который обеспечил бы передачу накопленного боевого опыта этому разумному в целом и, безусловно, храброму командиру.
Вторую эскадрилью принял один из ветеранов Великой Отечественной войны гвардии капитан Евгений Васильевич Селезнев. Мы все очень любили его за исключительную скромность и выдержанность, за готовность в любую минуту поделиться богатым боевым опытом, накопленным с первых дней боев с фашистами. К тому же он был одним из пионеров переучивания на Пе-2, освоил его еще в 1941 году. Дальнейшие боевые действия очень сблизили меня с этим прекрасным командиром и человеком. Мы старались жить и воевать вместе, чувствуя локоть друга.
Некоторое время спустя вторая эскадрилья и наш полк понесли новую утрату - погиб штурман старший лейтенант Николай Филиппович Аргунов. В составе экипажа капитана Селезнева он наносил бомбовый удар по укреплениям врага в районе Мемеля. При возвращении с задания, уже за линией фронта, "пешку" атаковала группа вражеских истребителей, на самолете был подбит мотор. Внизу располагались свои войска, и командир не торопился с принятием решения о посадке или оставлении самолета. Однако вскоре из-под капота повалил густой дым, вытянулся огненный шлейф. Пришлось покидать машину. Воздушный стрелок-радист, видимо, был убит в воздухе, так как связь с ним прекратилась. Селезнев убедился, что штурман покинул самолет, выбрался из горящей машины и благополучно приземлился, получив лишь незначительные ушибы. А Аргунов преждевременно раскрыл парашют и, зацепившись за самолет, упал вместе с ним на землю.
