Георгий Кублицкий - Фритьоф Нансен
«В страну будущего»
Человечеству не до открытий в полярных водах. Людей волнуют фронтовые сводки, известия о потерях, о разрушенных, сожженных городах. Забыты покорители полюсов, на архивные полки отложены планы арктических экспедиций.
Далеко во льдах остались лишь те, кто ушел туда еще до первых выстрелов на Балканах. Следы одних затерялись в «белом безмолвии». Другие достигли многого, и, не будь войны, мировая пресса шумно прославляла бы их.
Удивительное открытие — наверное, самое значительное из всех, которыми было отмечено наступление XX века в Арктике, — сделала русская экспедиция Северного Ледовитого океана. С борта кораблей «Таймыр» и «Вайгач» в водах севернее мыса Челюскина моряки увидели неведомые до той поры берега. Когда с карт полярных морей было стерто уже немало мифических земель, вполне реальная Северная Земля очертилась огромным архипелагом у берегов Сибири.
«Таймыр» и «Вайгач» предприняли затем попытку пройти Северным морским путем из Тихого океана в Атлантический. Однако в Арктике удача редко следует за удачей. Сплоченные льды затерли корабли возле берегов Таймыра, где уже приготовился зимовать на шхуне «Эклипс» капитан Отто Свердрун. По просьбе русского правительства он искал во льдах следы исчезнувших в тяжелом 1912 году экспедиций на «Святой Анне» и «Геркулесе».
Нансен внимательно наблюдает за рейсом своего старого друга. Когда русские гидрографы обращаются за советом по поводу тяжелой зимовки «Таймыра» и «Вайгача», которым угрожают сжатия льдов, он в пространном письме рассказывает, что, по его мнению, следовало бы сделать, чтобы избежать несчастья.
Тем временем выходит книга Нансена о путешествии в Сибирь, дописанная уже в дни мирового военного пожара.
«Какая зловещая расточительность благородных сил человеческого духа!» — пишет Нансен о войне. Он не берется предсказывать ее исход, но уверен в том, что «они может привести к полной переоценке жизненных ценностей и принудить старую Европу к составлению нового баланса, о котором мы пока еще не имеем понятия».
Книгу переводят на английский и немецкий языки.
В Швейцарии читатель Цюрихской библиотеки, русский политический эмигрант, живущий на квартире у сапожника Каммерера, выписывает требование на немецкий перевод книги Нансена. Его интересует вся новая литература о России.
Фамилия русского эмигранта — Ульянов.
Книга Нансена, несмотря на трудности военного времени, выходит и в России. На обложке — рулевой у штурвала, ведущий корабль навстречу поднимающемуся солнцу. «В страну будущего» — так озаглавлена книга.
Нансен думает теперь о тех временах, когда жизпь вернется в нормальную колею: война не может продолжаться вечно. Восток по-прежнему интересует его. Конечно, в азиатских просторах, где столько сделали Пржевальский, Козлов, Свен Гедин, прошло время больших открытий. Но разве этнографическая экспедиция в малоизвестные уголки Китая, во все еще притягательно-загадочный Тибет не обогатила бы науку?
Такая экспедиция будет, возможно, не менее изнурительной, чем любая полярная; только вместо льдов придется преодолевать огромные пустыни, восходить на заоблачные горы. Но хватит ли у него сил? Не будет ли подготовка к такой экспедиции бесполезной тратой времени?
И зимой 1916 года Нансен отправился в те горы, куда давно, очень давно, еще до гренландской экспедиции, выгнала его из Бергена нудная дождливая погода.
К перевалу возле озера, где он тридцать два года назад тщетно разыскивал занесенную снегом хижину, теперь проложили железную дорогу.
Возле поблескивающей зеркальными окнами гостиницы прогуливались молодые люди в ярких свитерах. Провалявшись до полудня в мягкой постели после проведенной за карточным столом ночи, эти туристы не прочь были поразмять ноги, нагуливая аппетит.
Пятьдесят пять лет не самый лучший возраст для горного пробега на лыжах! К вершине Фоссе с Нансеном пошел молодой Адреас Клем, директор гостиницы. Клем был хорошим лыжником, и Нансен почувствовал, что на подъеме уступает ему. Плохо дело! Но нельзя ли взять свое на спуске?
После головокружительных виражей у Нансена дрожали и разъезжались ноги, но все же он первым влетел на лед озера.
— В жизни не видал более лихого лыжника! — воскликнул запыхавшийся Клем, когда они пошли дальше.
— Где же наш пес? — будто не расслышав, спросил Нансен. — Посмотрите, как он кувыркается в снегу!
Конечно, Нансен снова выбрал тот отчаянно трудный суть, по которому прошел тогда, в молодости. Мешок с продуктами, сброшенный вниз, летел очень долго и превратился в черную точку на дне долины. Ветер сорвал пса, скользившего по снежному карнизу. Пес свалился ка крутой скат и, царапая когтями лед, задержался лишь у самого края пропасти.
— Я, кажется, доволен собой! — сказал Нансен Клему, когда они, наконец, закончили прогулку.
— Это был самый рискованный спуск в моей жизни! — признался тот.
— Не в том дело. Три десятка лет назад все это оставило у меня более глубокое впечатление. Право, тогда казалось даже труднее!
После этого горного похода у Нансена три дня болели ноги, но он твердо знал теперь, что еще вполне способен переносить тяготы экспедиционной жизни. Когда в начале 1917 года Ионас Лид, дела которого после плавания «Корректа» сильно пошли в гору, собрался за океан, Нансен попросил его встретиться в Вашингтоне с китайским послом и поговорить относительно своей экспедиции.
По ту сторону Атлантики
Соединенные Штаты Америки вступили в войну только в 1917 году, и сразу же из норвежского посольства в Вашингтоне полетели тревожные телеграммы.
Недостающий хлеб и топливо Норвегия получала из-за границы. Теперь американцы резко сократили поставки зерна и предупредили, что вовсе прекратят их, если норвежцы не выполнят особых требований относительно торговли рыбой и медью.
Случилось то, что предвидел Нансен: народ невоюющей Норвегии стал голодать. Хлеб не всегда выдавали даже по карточкам. Белую муку отвешивали в аптеках но рецептам врачей.
К Нансену пришла делегация членов парламента:
— Вы должны поехать к американцам в Вашингтон. Только вы можете спасти положение. Уговорите их — иначе мы погибли!
Нансен пересек океан. В Вашингтоне его встретили холодно, почти надменно. Норвежская миссия? Восемь человек? Это слишком много. Достаточно трех.
Рассерженный Нансен хотел было отказаться от переговоров, но в гостиницу принесли телеграмму: «Зерна осталось на два месяца». И пять человек отправились обратно в Норвегию, а трое — Нансен, его помощник и секретарь — остались, чтобы уговорить американцев дать хлеб норвежским рыбакам и рабочим.
