Владимир Замлинский - Богдан Хмельницкий
Видя, что войско больше не повинуется ему, король стал искать выход из создавшегося положения. Ночью с 5 на 6 августа он пишет Хмельницкому письмо, в котором корит гетмана за проявленную неблагодарность и своеволие, приказывает унять «вражескую ярость» и отступить с поля битвы, а затем выслать к нему послов для переговоров, которые бы изложили, «чего от нас и Речи Посполитой желаете». Ян-Казимир писал, что готов пойти навстречу «относительно вольности и свобод Войска Запорожского».
Хмельницкий прочитал письмо и задумался. О каких переговорах можно сейчас вести речь? Польская армия по сути разгромлена. Достигнута наконец цель, к которой стремился и он, и народ. И ни старшина, ни казаки не поймут его, если он согласится на переговоры.
День 5 августа 1649 года должен был окончательно решить судьбу королевского войска. Положение его было плачевным. Королевский секретарь Войцех Мясковский в отчаянии заявил: «Уже несколько столетий Польша не находилась в такой опасности, как 5 августа».
Но в то время, когда Хмельницкий готовил войска к завершающей битве с поляками, канцлер Оссолинский предпринимал все усилия, чтобы связаться с ханом Ислам-Гиреем и любой ценой переманить его на свою сторону. Через посланного ханом к ляхам еще под Золочевом татарского мурзу король спешно передал Ислам-Гирею письмо с предложением о мире и заверением в дружбе. Король обещал хану внести «упоминки», то есть установленную ранее унизительную ежегодную дань, которую Польша уже давно не платила, и выкуп в размере 200 тысяч талеров за снятие осады польского лагеря. Король предоставлял хану право «города и уезды воевать», когда он будет возвращаться в Крым, и брать в неволю население Украины.
Ислам-Гирей сразу же согласился на предложение Яна-Казимира. Он не был заинтересован в решительной победе какой-либо из сторон в этой войне. Наоборот, наибольшую для себя выгоду он видел в том, чтобы война между Украиной и Польшей продолжалась беспрерывно. Вот почему, получив 30 тысяч талеров в виде задатка и оставив у себя старосту Денгофа в качестве заложника, Ислам-Гирей заключил за спиной Хмельницкого мир с Яном-Казимиром.
С августа разгорелась новая битва. Казаки громили поляков на всех участках, и Хмельницкий думал, что если король не попросит скоро у него пощады, то к вечеру все будет кончено. И тут прискакал ханский гонец с требованием Ислам-Гирея прекратить бой. В противном случае он угрожал выступить против казаков на стороне короля. Хмельницкому было не внове вероломство хана. Но такого подлого удара в спину он не ожидал. И это в то время, когда победа уже была у него в руках. Развернув коня, Хмельницкий стремительно понесся к ханскому шатру. Разгневанный и разгоряченный боем, он влетел к Ислам-Гирею и тут же был оглушен его криком, полным злости и наигранного возмущения.
— Я укрепился с королем в договорных записях, а ты заведомо хочешь порвать их, выступая против короля. А тебе следует послать своих послов к королю и договориться о статьях, а не войну вести!
Из записки русского гонца Г. Куткова о событиях в Польше, декабрь 1649 г.: «И Богдан-де Хмельницкий хану говорил, что он, хан, учинил договор с королем, забыв обещание друг без друга с королем и с панами и со всею Речью Посполитою не мириться.
И хан-де Хмельницкому говорил, что он, Хмельницкий, не знает меры своей, хочет пана своего до конца разорить, а и так панство его пострадало достаточно, надобно-де и милость показать. Он-де, хан, с польским монархом снесся в доброе согласие и его, Хмельницкого, помирить договорился. И он бы, Хмельницкий, с королем договорился как лучше. А только он договариваться и мириться с ним не будет, и он, крымский хан, с королем на него заодно. И Богдан-де Хмельницкий о том узнал и послал к королю послов своих».
Хмельницкий стал писать королю письмо. Его душила злость. Уединившись в шатре, он стонал от бессилия предпринять что-либо и спасти положение, но выхода не находил. Глотая слезы обиды, он выражал в письме покорность королю, стремился оправдать свои действия, просил прощения, а в мозгу все билась и билась мысль: «Все пропало. Сколько сил и людских жизней отдано за святое дело, и все напрасно!»
Ответ короля пришел в тот же день. Ян-Казимир писал, что доброта и благосклонность его столь велика, что он принял письмо Хмельницкого. «При всем том, — продолжал король, — мы, подражая в этом, как помазанник божий, самому господу богу, который людям привык прощать и самые большие преступления, готовы принять тебя к нашей милости и на этой должности тебя оставить, лишь бы только ты правдиво, искренне и честно выявил свою верность и должное подданство, не связываясь больше с чужими государями и не бунтуя других наших подданных, а распустив тех, которых держишь до сих пор при себе, отправил от себя все войска. А мы к милости тебя допустим и сделаем то, о чем за тебя нас будет просить наш брат царь крымский».
Хмельницкий резким движением отодвинул от себя письмо и, вскочив с лавки, начал снова метаться по шатру. Успокоившись, кликнул джуру и велел созвать старшину.
— Не хан будет за нас просить. Тот напросит! Мы сами должны выставить требования. Нужно сохранить Украину и тем самым обеспечить продолжение борьбы. Это не конец. Нет!
И когда собралась старшина, он уже знал, что будет говорить им, какие требования выдвигать королю. Он смотрел на хмурые, суровые лица своих полковников и старшин, которые, как и все войско, были недовольны его действиями и готовы были воевать до последнего, и думал, что нелегко ему будет убедить их идти на мир с королем и магнатами. Но другого выхода не было. Вести одновременно войну против Речи Посполитой и хана было невозможно.
Не все поддержали Хмельницкого, но после горячих споров порешили выдвинуть королю требования Запорожского войска, которые тут же гетманские посланцы повезли в польский лагерь.
Переговоры с казацкими представителями велись два дня, седьмого и восьмого августа. Договор, или «трактат», имел форму статей. Составленный гетманом, он был как бы «пожалован» королем и получил название «Декларация королевской милости Войска Запорожского на пункты суплеки[84] данная». В основных своих пунктах декларация сводилась к следующему:
1. Запорожское войско оставалось при всех давних вольностях, в связи с чем король «против давних жалованных грамот свою жалованную грамоту тотчас выдает»;
2. Казацкий реестр устанавливался в 40 тысяч человек. Основу его должна была составить гетманская администрация в Киевском, Брацлавском и Черниговском воеводствах. Все не попавшие в реестр крестьяне должны были вернуться к своим панам;
