Алексей Карпов - Юрий Долгорукий
Активная политическая деятельность Берладника, пусть даже и в отдаленном Суздальском «залесье», не могла не тревожить галицкого князя Владимирка. Нам неизвестны подробности его переговоров с Юрием о будущем союзе. Но очень может быть, что судьба князя-изгоя, по-прежнему претендовавшего на галицкий стол, особо обсуждалась ими. Так или иначе, но Иван Берладник вскоре будет схвачен Юрием Долгоруким и брошен в оковах в темницу. Когда точно это случилось, мы не знаем. Но знаем, что Иван пребывал в Суздале «в великой нужи» до 1156/57 года, то есть почти до самой смерти Юрия Долгорукого. Надо полагать, что Юрий с готовностью пожертвовал им ради сохранения добрых отношений со своим куда более могущественным союзником. И это при том, что, по словам церковных иерархов, схватив Берладника, Юрий нарушил клятву, скрепленную крестным целованием{212}.
Приключения Ивана Берладника на этом не закончатся.
После долгих лет заточения он обретет свободу и еще сыграет в жизни Юрия Долгорукого важную роль. Однако об этом позже.
Еще одним князем, попавшим в окружение Юрия, стал его тезка Юрий Ярославич, сын бывшего волынского князя Ярослава Святополчича, политического противника Владимира Мономаха, На какое-то время он также оказался изгоем. Летописец называет его «советником» Юрия Долгорукого и приписывает ему не слишком завидную роль разжигателя вражды между князьями. Юрий Ярославич постоянно будет противиться заключению мира между Юрием Долгоруким и Изяславом Мстиславичем. В какой-то степени его можно понять: его отец сам княжил во Владимире-Волынском, и он, не имея удела в Русской земле, выступал в поход к этому городу с особыми чувствами.
Однако Юрий Долгорукий вовсе не собирался передавать Владимир-Волынский своему тезке. Как выяснилось, он не забыл об обещании, данном им брату, князю Андрею Владимировичу Доброму. Юрий целовал крест на том, что будет заботиться о его сыне Владимире и по возможности наделит того волостью. Волынь, где княжил когда-то Андрей Владимирович, и была предназначена племяннику. Правда, забегая вперед, скажем, что реализовать этот план Юрию так и не удастся.
Уход Юрия Долгорукого из Суздаля привел к потере для него Рязанской земли. Кажется, именно так следует понимать известие поздней Никоновской летописи о том, что в том же 1149 году «прииде из Рязани в Киев к великому князю Юрью Владимеричю князь Игорь Давыдовичь»{213}. Надо полагать, речь идет о сыне бывшего союзника Юрия Долгорукого, рязанского князя Давыда Святославича (если в текст летописи не вкралась ошибка и не имеется в виду преемник Давыда на рязанском престоле князь Игорь Святославич, как думают некоторые исследователи). Его бегство из Рязани могло объясняться только возвращением в город прежнего рязанского князя Ростислава Ярославича{214}.[65] Так в число противников Юрия Долгорукого вновь вошла Рязань.
ПОХОД НА ВОЛЫНЬ
О намерениях Изяслава Мстиславича Юрию сообщил его брат Вячеслав. «Се утри уже идуть, — писал он из Пересопницы, — а лядьсции князи вселе (воссели. — А.К.) уже на коне, а Изяслав ти уже доспеваеть»{215}.
Эти сведения были точны. Как и просил Изяслав Мстиславич, его союзники «полезоша на кони» на Рождество Христово, 25 декабря 1149 года. Король Геза направил на помощь шурину 10-тысячное войско, а сам пообещал сдерживать Владимирка Галицкого, не давать ему возможности «двигнути», то есть выступить на помощь Юрию. При этом король объявил, что при необходимости, если войска «иструдятся», пришлет еще воинов или даже сам выступит в поход: «Се ти пущаю полкы своя… а ты ся прави с ким ти обида есть; аче ти ся полки иструдять, а яз силнеиши пущю другыя, пакы ли, а сам всяду на коне». Болеслав Польский выступил в поход сам «с многою силою». Вместе с ним шел и его брат Генрих, князь Сандомирский; другой их брат, Мешко, остался в Польше «стеречи земли своея» от враждебных Польше прусских племен. В войске князя Изяслава Мстиславича оказались и какие-то немцы — скорее всего, наемники, нанятые или им самим, или, по его просьбе, его союзниками. Об участии в походе чешских полков князя Владислава II Ипатьевская летопись — основной наш источник — не сообщает{216}: по-видимому, Владислав хотя и обещал прийти, но по какой-то причине не пришел.
Когда поляки и венгры прибыли во Владимир-Волынский, Изяслав пригласил их к себе на обед. «И тако обедавше, — свидетельствует летописец, — быша весели, великою честью учестив е и даръми многыми дарова е». Иноземцы привнесли с собой новые обычаи, не знакомые русским. В Луцке польский князь Болеслав совершил обряд посвящения в рыцари молодых волынских дружинников Изяслава: «пасаше (то есть опоясал. — А.К.)… сыны боярьскы мечем многы». Еще позднее, уже в Киеве, венгры устроят рыцарский турнир и конные ристалища, на которые русские будут смотреть с некоторым удивлением, не вполне понимая их смысл и предназначение.
Изяслав и его окружение охотно принимали чужие правила игры. Не только потому, что им важно было «учестить» союзников (то есть оказать им надлежащие почести). Тесть и сват европейских монархов, Изяслав и себя вел так, как подобает европейскому монарху, кажется, стараясь дистанцироваться от принятой на Руси «византийской» модели верховной власти. Для Юрия же это, по-видимому, было неприемлемо. Так, выбрав себе разных союзников, Изяслав Мстиславич и Юрий Долгорукий выбрали и разные линии поведения, в какой-то степени предвосхитив то различие в исторических путях, на которые впоследствии, столетие спустя, встанут их далекие потомки — галицко-волынский князь Даниил Романович Галицкий (прямой правнук Изяслава Мстиславича) и новгородский и владимиро-суздальский князь Александр Ярославич Невский (правнук Юрия Долгорукого)…
Юрий конечно же не собирался ждать, пока Изяслав нападет на него. Он предпочел наступательную тактику, тем более что об этом его просил брат Вячеслав, опасавшийся наступления племянника. В уже цитированном письме брату Вячеслав взывал о помощи: «…Любо дай Изяславу, чего ти хочеть; пакы ли (то есть: если же нет. — А.К.), а пойди полкы своими ко мне, заступи же волость мою… Ныне же, брате, поеди; видеве оба по месту, что на[м] Бог дасть: любо добро, любо зло. Пакы ли, брате, не поедеши на мя, не жалуй, аже моей волости пожене быти». Для Юрия союз с братом был как нельзя кстати. Начиная с этого времени он будет выказывать Вячеславу всяческие почести, подчеркивать его «старейшинство» и даже поведет речь о его вокняжении в Киеве.
