Алексей Карпов - Юрий Долгорукий
Рубеж 40—50-х годов XII века ознаменовался в истории Европы образованием двух больших коалиций. В одну вошли обе Империи — германская Штауфенов и византийская Комнинов, весьма неожиданным образом оказавшиеся союзниками друг друга. Им противостояли их общие враги: помимо Венгрии, это были норманнский герцог Сицилии Роже и германские Вельфы — извечные противники Штауфенов, а также стоявший за ними французский король Людовик VII. Враждовавшие между собой русские князья оказались в противоположных лагерях: Изяслав Мстиславич и его союзники — на стороне венгров; князь Владимирко Галицкий, равно как и Юрий Долгорукий, — в числе союзников Византии.
Мы не знаем точно, когда был заключен союз между Юрием Долгоруким и Владимирком Галицким. Объективные основания для этого появились еще в конце 1130-х — начале 1140-х годов, когда оба князя оказались единственными, кто категорически не признавал над собой власть киевского князя Всеволода Ольговича. Одинаково враждебны были они и сменившему Всеволода на киевском престоле Изяславу Мстиславичу. Однако первое упоминание в источниках о союзнических отношениях между князьями относится к началу 1150 года[62]. Очевидно, только заняв киевский стол, Юрий получил возможность действовать согласованно с Владимирком. У них имелся общий враг — бежавший на Волынь князь Изяслав Мстиславич, а ведь не секрет, что именно наличие общего врага во все времена является наиболее прочной основой любого военно-политического союза. Кроме того, став киевским князем, Юрий смог пойти на территориальные уступки Владимирку, пообещав ему несколько городов на западе Киевской земли. И действительно, впоследствии он передаст своему галицкому союзнику такую важную крепость, как Бужск, а также города на Горыни — Шумск, Тихомль, Выгошев и Гнойницу{210}.
Скрепить этот союз, как обычно, должен был династический брак: дочь Юрия Долгорукого Ольга была сосватана за сына Владимирка Галицкого Ярослава. Свадьбу сыграли в 1150 году, и так Юрий стал сватом галицкого князя. Одновременно он выдал еще одну свою дочь — за князя Олега, сына другого своего союзника, Святослава Ольговича[63].
* * *Так определилась расстановка сил в новой войне, в которой Мстиславичи могли опереться на поддержку венгров, поляков и чехов, а Юрий — прежде всего, на военную мощь галицкого князя и авторитет Византии.
Впрочем, это была лишь самая общая схема. В каждой из названных группировок имелись свои противоречия. Поляки и венгры, например, имели немало причин для взаимной вражды. Но к концу 40-х годов XII века Болеслав Кудрявый и его братья были заинтересованы в союзе с Гезой, поскольку более всего опасались притязаний на верховную власть в Польше своего старшего единокровного брата Владислава Изгнанника, который обосновался в Германии и нашел себе покровителя в лице короля Конрада III. Конрад же поддерживал и венгерского изгнанника Бориса Коломановича, а тот, как мы знаем, был главным врагом Гезы. В свою очередь, чешский князь Владислав II, напротив, считался союзником Конрада, с которым особенно сблизился во время Второго крестового похода. Однако и он выразил готовность поддержать Изяслава (правда, реальной помощи русскому князю, кажется, так и не оказал).
Изяслав попытался склонить на свою сторону и дядю Вячеслава Владимировича, который княжил в Пересопнице — городе, находившемся примерно на середине пути между Киевом и Владимиром-Волынским. Он отправил к нему послание, призывая объединиться против Юрия и обещая отдать в случае победы киевский стол: «Ты ми буди в отца место, пойди, сяди же в Киеве. А с Гюргем не могу жити». Однако тут же, словно забыв о только что объявленном «старейшинстве» дяди, угрожал в случае отказа сжечь его город: «„.Не хочеши ли мене в любовь прияти, ни Киеву поидеши седеть, а хочю волость твою пожечи».
Эти угрозы напугали Вячеслава. Из возможного союзника Изяслава он сделался его противником и в свою очередь отправил гонцов к брату Юрию. Впрочем, впоследствии Вячеслав еще не раз будет менять свою позицию и переходить то на одну, то на другую сторону.
Свои проблемы возникали и в отношениях между Юрием и Владимирком, Одна из них была связана с тем, что к 1149 году в лагере Юрия оказался злейший враг галицкого князя — его племянник Иван Ростиславич Берладник.
Биография этого князя-изгоя и авантюриста исключительна для древней Руси. Свое прозвище он получил из-за того, что на какое-то время обосновался в Нижнем Подунавье, в районе реки Берлад (Бырлад, ныне на территории Румынии). Как пишут современные исследователи, здесь существовали «поселения вольных людей, беглецов из Руси, предшественников позднейшего русского и украинского казачества, занимавшихся пиратством и называвшихся берладниками»[64]. Этими-то людьми и предводительствовал князь в те времена, когда ему приходилось бегством спасаться из русских пределов. Враждовавший с галицкими князьями — сначала с Владимирком, а затем с его сыном Ярославом, он будет нападать на торговые корабли галичан и «пакостить» галицким рыболовам, а около 1158 года захватит и разграбит город Олешье — важный торговый форпост русских в устье Днепра.
Приключения Ивана Берладника на Руси и за ее пределами могли бы послужить сюжетом для авантюрного романа в духе Стивенсона или Рафаэля Сабатини. Став князем-изгоем, он переходил от князя к князю, легко брался за любые, самые рискованные поручения, но с такой же легкостью покидал своего покровителя, если тот почему-либо не устраивал его, причем не считал для себя зазорным прихватить чужое добро, то есть попросту ограбить недавнего благодетеля. Так, покинув Святослава Ольговича, он перешел к его врагу Ростиславу Мстиславичу Смоленскому, а от того — к Юрию Суздальскому.
Отправляясь в поход на Киев, Юрий оставил Ивана Ростиславича в Суздальской земле. Он поручил ему весьма щекотливую миссию: тревожить Новгород и не давать новгородским «данщикам» собирать дань на подвластной им территории. Один из эпизодов этой деятельности князя-кондотьера стал нам известен из сообщения Новгородской Первой летописи: в том же 1149 году «идоша даньници новгородьстии в мале, и учюв Гюрги, оже в мале шли, и посла князя Берладьскаго с вой, и бивъшеся мало негде». Новгородцы укрылись на некоем острове; Берладник же со своим отрядом, встав напротив, «начаша город чинити в лодьях», то есть сооружать подвижное укрепление из лодок, способное защитить нападавших от стрел оборонявшихся. Новгородцы продержались два дня, а на третий, поняв, что штурм неизбежен, сами напали на суздальское воинство и нанесли ему значительный урон: «И бишася, и много леже обоих, нъ суждальць бещисла»{211}.
