Сергей Луганский - Небо остается чистым. Записки военного летчика.
Стремясь побыстрее доставить ценные сведения, мы тут же легли на обратный курс. Разведав такие важные для нашего командования данные, рисковать нецелесообразно. На обратном пути нам могли встретиться немецкие охотники. Волей-неволей пришлось бы вступить в бой. Поэтому, чтобы не искушать судьбу, мы снизились до предела и так, на бреющем полете, благополучно миновали линию фронта. Все шло хорошо. Вот-вот должен был показаться наш аэродром.
Как потом выяснилось, два немецких истребителя давно уже следили за нами. Они засекли нас еще далеко в тылу, но, не решаясь напасть в открытую, тоже перешли на бреющий полет и незаметно крались позади, выбирая удобный момент. Такой момент наступил, когда мы стали заходить на посадку: я впереди, Виктор за мной.
Хорошо помню: земля все ближе, прямо перед глазами посадочный знак «Т» и вдруг панический голос в наушниках:
– Товарищ командир, «мессеры»!
Это с земли заметили вражеских охотников.
Все дальнейшее заняло какие-то секунды. Виктор Усов, оберегая меня, без всякой подготовки бросается на врага и сбивает ведомого, но сам попадает под огонь ведущего. Горит «мессершмитт», горит и самолет Усова. Виктор, впрочем, успел выброситься на парашюте и удачно приземлился на своем аэродроме. Потом он рассказывал, что, не отстегивая парашюта, лежал на земле и смотрел за воздушным боем. И только потом, когда все кончилось, он опомнился, увидел себя, запутавшегося в стропах, поднялся на ноги. Как летел, как приземлился, он не мог припомнить.
В воздухе остались двое – я и немецкий летчик.
– «Мессер» на хвосте! «Мессер»…- звенит в наушниках истошный голос.
Положение мое критическое: понятно и без подсказки с земли. Я шел на посадку и уже выпустил шасси. Самое беспомощное положение. В качестве добычи я представлял собой великолепную мишень. И летчик знал это,- недаром он так долго крался за мной. Схватки в открытую он благоразумно решил избежать. Видимо, его насторожила пестрота моей машины: надпись на борту, множество звезд на фюзеляже. Он знал, что перед ним далеко не новичок. Поэтому-то и решил действовать только наверняка.
Как стервятник, бросился на меня «мессершмитт». Сбить самолет на посадке или на взлете – пустяковое дело даже для необученного летчика. Исход здесь только один – гибель. И если я все-таки уцелел, то спас меня от верной смерти только счастливый случай.
Дело в том, что при выпуске шасси самолет сильно «проседает» в воздухе. Вовремя, очень вовремя просел мой самолет. Я слышал, как над головой прошла длинная очередь.
Мимо меня промелькнул силуэт «мессершмитта». С ревом пронесся он и взмыл вверх. Сейчас его положение предпочтительнее. Он хозяин ситуации, он атакует. Пока у моего самолета еще не убрано шасси, надо успеть зайти на боевую позицию, спикировать еще раз и уже теперь не дать промаха.
На фюзеляже вражеской машины я успеваю разглядеть кокетливый пиковый туз. А, старый знакомый. Видимо, решил мстить за своих.
Получив возможность осмотреться, я быстро убрал шасси и приготовился. Но драгоценные секунды все равно потеряны, и опытный противник это использует. В воздушном бою как в шахматах: потерянные темпы помогают сопернику развить неотразимую атаку.
Так и теперь: пока я выходил из беспомощного положения, немец уже зашел ко мне в хвост.
Кому из летчиков не знакомо то непередаваемо сложное чувство, когда видишь у себя на хвосте врага, причем врага опытного, хитрого и беспощадного, врага, который знает твое бессилие и уж постарается не выпустить тебя из когтей. Любой из летчиков на месте немца ни за что бы не выпустил добычи. Такая выгодная позиция! Азбука… Ко всему прочему нужно учесть, что бой происходил на глазах всего аэродрома – летчиков, техников, бойцов охраны. «Командир полка дерется!…» А у меня нарядная, вся в звездах и с дарственной надписью алма-атинцев машина. Как тут можно было осрамиться? И в этот момент я почувствовал, что та пестрота моей машины, над которой я до сих пор не задумывался, обязывает ко многому.
Но «пиковый туз», как ни крути, на хвосте.
Всем существом своим ощущаю хищную и стремительную нацеленность врага. Он раздосадован, разозлен. Промахнуться из такого положения! И теперь, в новой атаке, он весь собран, потому что больше удобной позиции не подвернется. Дай он мне возможность развернуться, и бой пойдет на равных. Но не ради этого «мессер» крался за мной так долго. Он собрался в комок, чтобы эта его атака была успешной, последней.
От ожидания удара хочется пригнуть голову. Ведь очередь последует вот-вот! Я, кажется, чувствую, как фашист нашарил своими пулеметами мою незащищенную голову. Закрыться бы, спрятаться. Но в то же время понимаешь, что прятаться некуда.
Новую пулеметную очередь немец всадил почти в упор. Всадил плотно и злобно. Но – снова удача для меня! Он лишь разбил мне фонарь, приборную доску, прострелил пистолет и парашют. Сам я остался цел, только сильно обожгло ногу. Верю и не верю собственной удаче. Два раза подряд!
Но теперь надо самому переходить в наступление.
Резко беру ручку на себя, и машина послушно взмывает вверх. Сейчас разговор пойдет совсем другой.
Смотрю: где немец, откуда собирается атаковать? А может быть, он уже убрался подобру-поздорову? Но нет, «мессершмитт» висит надо мной чуть сбоку, нацеливается опять. Решил, видимо: или пан или пропал!
Гадать не приходится: передо мной бывалый волк. Решаю навязать ему бой на глубоких виражах. В бою, а тем более в воздушном, соображаешь очень быстро, в какие-то мгновенья. Тактика боя созревает как бы сама собой, чуть ли не механически. Соображаю, что у меня уже совсем не оставалось горючего, значит, машина намного легче «мессершмитта». К тому же бой на глубоких виражах – дело давно знакомое. Попробую измотать немца на перегрузках.
Итак, он принял бой, не уклонился и азартно лег за мной в вираж. Он был по-прежнему уверен в себе. А может быть, решил, что неудачи в конце концов перестанут его преследовать. В самом деле, сколько можно? Промахнуться два раза подряд из таких выгоднейших положений!
Наши машины стали носиться друг за другом, находясь почти в перпендикулярном положении к земле. Я оглянулся на преследователя и заложил вираж как можно круче – на самом пределе. Расчет оказался верным. Мой самолет был легче, поэтому я обращался по кругу гораздо меньшего диаметра. Постепенно я оторвался от противника и стал догонять его, а повиснув у него на хвосте, дал длинную очередь. Видимо, сказалась перегрузка,- стрелял я не совсем точно: разбил немцу только фонарь и спинку сиденья.
Что ж, теперь удача улыбнулась немцу.
