Галина Артемьева - Мне всегда везет! Мемуары счастливой женщины
— Ты купаться не будешь? — спросила я.
— Нет. Холодно, — отказался герой-революционер. — Пойдем наверх, погуляем.
Мы поднялись по крутому песчаному обрыву наверх, река теперь казалась маленькой, блестела на солнце. Кое-где росли высокие старые березы, мягкая трава даже не колыхалась — ни малейшего ветерка не проносилось над ней в этот знойный день. Мы медленно шли к березкам, а когда оказались рядом с ними, он грубо схватил меня за плечи и повалил на траву, подставив подножку. Он применил какой-то прием — явно. И он не шутил и не играл. Это я сообразила мгновенно. Он навалился на меня всем телом. Я никогда еще не целовалась, не обнималась. Да что там — за руку не держалась с мальчиком (на ритмике не считается, да и когда это было). Лицо кубинца стало походить на звериное: точно, как у тех, из стаи, которая напала на нас, отправившихся смотреть киносъемки.
Я изо всех сил оттолкнула его и даже сумела вскочить на ноги. Но он озверел, набросился на меня и снова повалил. Я дралась, как могла. Откуда взялись силы… Снова встала, он снова повалил… И тут я стала орать на него (спасибо испанскому языку):
— Мой отец работает в университете. Он большой начальник. Я знаю твое имя. Я тебя найду. Ты не будешь учиться в Москве. Или убей меня. Или отпусти! Если нет, мой отец тебя найдет!
Я поняла, что он прислушивается. До него доходит.
И вот что удивительно: он полез насиловать меня среди бела дня, да еще в таком месте, где постоянно ходили люди. Или он не понимал этого? Увел меня с пляжа — да, там показалось слишком людно. А тут, думал, пустыня?
…И тут действительно раздались чьи-то голоса, шаги.
— Мой отец найдет тебя, — сказала я с ненавистью.
Он встал и даже потянул меня за руку, чтобы я смогла подняться.
— Я не хочу тебя больше видеть. Если ты еще раз придешь на танцы, мой отец найдет тебя, понял?
Мне показалось, что он даже чуть кивнул. Я победила.
Я немедленно скатилась по откосу к реке и села у воды, поближе к людям. Меня трясло. Теперь мне было холодно при тридцатипятиградусной жаре. Зуб на зуб не попадал. Я расплела косу, вытрясла из волос щепки, частицы сухих прошлогодних листьев. Потом стянула сарафан, зашла в реку, окунулась. Ненависть клокотала во мне. Мне хотелось убить этого проклятого Хосе. Ничего себе — революционер! Какой он революционер? Он насильник. Он хотел воспользоваться тем, что я слабее его. А я оказалась сильнее. Потому что знала испанский. А если бы не знала? Может быть, тогда он просто испугался бы прохожих. Но тут он еще до прохожих испугался, гад поганый. Нет, лучше — знать. Знание — сила…
Купание мне помогло. На плечах проступали синяки. Это — пусть. Я хотела, чтоб Хосе сдох. Ненависть сжирала меня.
Я обсохла, заплела косу, натянула сарафан и пошла по людной тропе к санаторию. Я не знала, чем мне заняться, чтобы утолить свою злость. Ну, во-первых, я точно решила пойти вечером на танцы и посмотреть: придет эта гнида туда или испугается? Если его не будет, значит, принял мои слова всерьез и струсил. Я знала, что от этого мне полегчает. А если он придет? Ну, я в любом случае расскажу все Энрике… Пусть тоже знает. А если они заодно? Если они договорились? Нет-нет… Энрике совсем другой — такое видно сразу, мгновенно…
Я так размышляла и не заметила, как подошла к главному зданию санатория. Танюся ждала меня у входа, тревожно всматриваясь в сторону дороги, ведущей на пляж.
— Я разволновалась, Галик, — обрадовалась она. — Ты на пляже была?
— Да, — сказала я, — искупалась.
— А что это у тебя тут?
Танюся заметила мои синяки.
— Упала. Споткнулась об корни.
— До свадьбы заживет, — обнадежила Танюся.
Я почти успокоилась рядом с ней.
— А я познакомилась с чудесной семьей. У них мальчик, твой ровесник. Будете вместе на танцы ходить…
«Вот, — подумала я, — будет мне и провожатый».
— Смотри, вот он как раз идет. — Танюся приветливо закивала в сторону приближающегося мальчика.
Мы познакомились.
И всё.
Первая любовь вошла в мое сердце.
Мы смотрели друг на друга и оторваться не могли. Как во сне.
Как-то без слов все было ясно.
Подошли его родители, красивые, с достойными, умными лицами. Семья, как оказалось, приехала на отдых из Ташкента. В апреле того года там случилось мощное землетрясение, часть города была в одно мгновение разрушена. Вся страна пришла на выручку: отстроили новый город быстро. Но тогда родители мальчика думали, не перебраться ли им в Москву: они оба были докторами наук — мама врач, а папа физик. Ирина и Михаил.
Да все это не имело никакого значения. И меня не тревожило, что они тут отдыхают давно, что им осталось всего лишь неделя… Это все не про нас. Мы — вот они. И наше время — здесь и сейчас.
Со мной такое происходило впервые.
Вечером всей вчерашней гурьбой мы снова отправились на танцы. Мальчик пошел с нами. Я чувствовала его присутствие и была счастлива, но иногда отвлекалась на злобные мысли о том, что со мной произошло днем и придет ли Хосе. Еще я думала, что если он осмелится заявиться, я, пожалуй, подойду и пну его в пах со всей силы. А потом объясню всем, почему…
Хосе не было. Значит, понял меня правильно!
Как ни в чем не бывало подбежал Энрике, позвал меня танцевать. Я оглянулась на мальчика. Он улыбался мне:
— Ты иди, я на тебя посмотрю.
И мы пошли танцевать. И я прыгала, крутилась… И, прыгая, рассказала Энрике про его товарища. Что он днем творил.
Энрике был поражен.
— А он правда Плайа Хирон защищал? — спросила я.
— Правда. Но ты пойми: хорошо стрелять — не значит быть хорошим человеком.
— Он мне сразу не понравился, — сказала я.
— Неприятный тип, — подтвердил Энрике. — Теперь понятно, в чем дело. Я его звал на танцы, а он отказался.
И все-таки мне хотелось сделать этому Хосе какую-то гадость. Потом это чувство прошло. Постепенно. Но прошла — сама собой — и любовь к Острову Свободы. Если там водятся такие гады ползучие, откуда и взяться любви… Мне уже и по-испански не интересно было говорить…
Последствия шока.
Назад мы снова возвращались со всеми обитателями санатория. Шутки, веселье. А я так устала за день. Еле дошла до домика, где сняла мне комнатку Танюся, улеглась на высоченную пышную кровать с кружевными подзорами и кучей белоснежных подушек и, засыпая, думала о своей любви и счастье.
Утром мы увиделись и почти целый день провели вместе, болтали обо всем: о его школе, о моей. Он рассказал, как во время землетрясения проснулся потому, что во сне ему показалось, что он мчится на велосипеде по бревнам и подскакивает на них. Их дом не пострадал. Родители вытащили его на улицу. Конец апреля — теплое время. Всюду стояли люди, сонные, испуганные…
