Галина Артемьева - Мне всегда везет! Мемуары счастливой женщины
Я бы даже поставила наших зубных врачей на первое место среди всех факторов, которые уничтожали наши зубы.
С виду о нашем здоровье заботились, неуклонно и неотвратимо. Например, существовала такая официальная и узаконенная пытка, которая называлась «санация полости рта». Ну, в идеале это проверка состояния зубов у школьников и лечение, если потребуется. А на деле — адская пытка. Без гипербол и метафор. Просто — адская пытка. И все.
Весь класс снимали с уроков и вели в школьный медкабинет, где сидела зубная пытальщица со своей бормашиной. Те, кто не видел бормашин того поколения, ничего не знают про пытки. Машина приводилась в движение с помощью ножной педали. Сверло ее, толстенное, грубое, буквально сокрушало зубы. Звук получался не тоненький комариный зум, как у нынешних аппаратов, а настоящее тарахтение электродрели. И ты должен был открыть свой рот, чтобы эта дрель сверлила тебя. За что?!
Мало того. Никакой анестезии и в помине не было. Даже в мыслях не возникало проблеска догадки, что надо бы человеку как-то облегчить возможное страдание.
— Сиди тихо! Работать мешаешь!!! — орала на нас зубниха.
Стыдила, угрожала, что свяжет руки, а рот раскроет специальным расширителем. В зубном кабинете нам очень агрессивно объясняли, что мы не имеем права мешать лечить наши зубы, что мы обязаны открыть рот и терпеть!
То есть — наши тела нам не принадлежали. Ну да… Мы и рождались-то как в животноводческой ферме… И лечили нас — по расписанию. Всем скопом. Надо — не надо, мы тебя лечим. Открой рот! Немедленно!
Мне таким образом разрушили не один зуб. Но самое страшное — это даже не бормашина. Самое страшное, когда «вырывают нерв» — так у нас это называли. То есть — проходили канал зуба для дальнейшей его пломбировки. Опять же — без анестезии. Боль пронзает мозг. В первый раз я потеряла сознание. Ну и что? Сунули под нос нашатырь. И продолжили. В конце концов я перестала ходить к зубному — пусть я трус, пусть что хотят со мной делают, не пойду.
А зубы лечить надо было. «Санация» сделала свое дело. И вдруг нашелся выход. Оказывается, существовал ЦНИИС — Центральный научно-исследовательский институт стоматологии. И там лечили зубы с анестезией! Мне выдали справку, что у меня повышенная болевая чувствительность и склонность к обморокам. И вот оно, спасение! Так все просто… Не пойму все-таки, а почему нельзя было проводить обезболивание всем? За что нас так?
…Потом, когда мы жили в Чехословакии, я лечила зубы у чешского доктора. Он, глядя на мои пломбы, поставленные в лучшем стоматологическом заведении Советского Союза, изумлялся:
— Что это за вещество? Что это за материал?
Одной моей коллеге, которая пошла к дантисту, оказавшись за границей, врач строго-настрого запретил самой себе делать пломбы:
— Вы разрушите так свои зубы! Это нельзя. Надо идти к врачу, понимаете?
Он отказывался верить, что пломбы ей делал врач. Она не смогла его переубедить.
…Оказавшись в Чехословакии в 1979 году, мы с мужем пошли смотреть американский фильм «Марафонец» с Дастином Хофманом в главной роли. У нас не показывали такое количество американских фильмов. Естественно, мы с огромным интересом смотрели в братской стране то, что не могли увидеть дома. Фильм — замечательный. Сильный. До сих пор помню впечатление от него. Только в одном месте возникла у меня непонятная для окружающих реакция. Там старый эсэсовец пытал героя Дастина Хофмана.
Знаете как?
Он ему зубы без анестезии сверлил.
Все в зале оцепенели от ужаса.
А у меня начался неудержимый приступ смеха. И это — пытка? Чудесная бормашина, быстрая, суперсовременная, не с ножным приводом… Ну — сверлит… И даже не орет, не ругает, не унижает… Сверлит себе дедушка — бывший эсэсовец молодому человеку зубы… А парень терпит… Не выдает секрета.
Его бы к нам…
Но в завершение — о светлой стороне вопроса. Мне тут сказали, что в Швейцарии и в Германии врачи-стоматологи специально слегка не долечивают зубы или даже удаляют те, которые еще вполне можно спасти. Это делается исключительно с целью наживы, чтобы пациент лечился постоянно, а потом и занялся дорогостоящей имплантацией. Охотно верю. И могу с гордостью отметить: советские стоматологи портили наши зубы совершенно бескорыстно. Ура!
Моя переписка — окно в мир
Лет с четырнадцати-пятнадцати я уже четко осознавала, что одной моей мечте, собственно, главной на тот момент, а именно — мечте о вольном ветре странствий, о свободных путешествиях по джунглям, горам, пустыням и океанам осуществиться не придется. Мы все — всей страной — были невыездными. За редкими исключениями, к которым я точно не относилась. Ну и что? С чем-то надо смиряться. Что-то надо принять.
А все-таки ужасно хотелось узнавать о других странах, понять, как отличается наша жизнь от жизни в другой стране, поговорить с людьми на другом языке. Понятно было и то, что информация о мире, простирающемся за границами нашей Родины, преподносится нам крайне скупо и односторонне. У нас продавались газеты и журналы на иностранных языках. Даже из капиталистических стран — Англии, Франции, Италии. Но только это были газеты тамошних компартий. К тому же языками тех стран я не владела. Не получалось успеть все, как бы я ни стремилась.
Но я придумала кое-что. Я стала покупать югославские и польские журналы. Среди югославских — чаще всего продавался журнал «Svjet» — то есть «Мир», и «Базар». А из польских получалось купить «Кобиету и жиче», что в переводе означало «Женщина и жизнь». «Свет» продавался, по-моему, по недоразумению. Его приняли за женский журнал мод. А это оказалось очень талантливое, интересное и честное издание, освещавшее все стороны жизни во всем мире. Что требовалось, чтобы начать читать эти журналы? Естественно, знание языков — сербско-хорватского (так тогда назывались эти языка) и польского.
А вот тут — главное желание. Это же языки славянские. У нас много общих корней. Интересно смотреть, как и почему в наших языках что-то совпадает, а что-то отличается. Я отправилась на улицу Горького в магазин «Дружба», где продавались книги народов социалистических стран, купила нужные мне словари и принялась читать. Какое же наслаждение я испытала, когда обнаружила, что понимаю прочитанное!
В итоге я стала пассивным пользователем двух языков. Что это значит? Значит: читаю на них легко и свободно, а вот говорить не могу. Эту задачу я перед собой и не ставила. Мои горизонты очень расширились благодаря регулярному чтению на сербско-хорватском и польском.
А потом я вот что придумала. Взяла и написала в журнал «Базар», который издавался в Белграде, (написала на сербском, сама!), что хотела бы переписываться со своими югославскими сверстниками, что мне 15 лет, что живу я в Москве, увлекаюсь такой-то музыкой, чтением… Наклеила марку, отправила письмо по адресу, указанному в выходных данных журнала. И забыла про это.
