Елена Морозова - Калиостро
Маркиза полагала, что отсутствие манер, броский безвкусный костюм и многочисленная свита из лакеев в дорогих (по 20 ливров!) ливреях являлись не фанфаронством, а точным расчетом: грубость и вульгарность никогда не оставались незамеченными и притягивали людей, прежде всего таких же грубых и вульгарных, каковых всегда большинство. Люди недалекие почитали Калиостро великим оригиналом; он завораживал всех, кто к нему приближался. Сама маркиза симпатий к Калиостро не питала, и когда кардинал Роган попросил ее составить графу протекцию, решительно отказалась, мотивируя свой отказ тем, что не понимает ни занятий графа, ни его методов. «Все, что я могу вам сказать в пользу господина Калиостро, — заявила она, — так это что ум у него весьма разносторонен. И да будет угодно Господу, чтобы вам никогда не пришлось раскаяться в вашем к нему доверии». Какое уж тут доверие, когда, не имея видимых источников дохода, граф проживал 100 тысяч ливров в год (а именно такую сумму называют, подсчитывая годовые траты Калиостро в Париже)… Поэтому, несмотря на полное оправдание графа, многие до сих пор сомневаются в его непричастности к краже ожерелья. Дело это, претендующее на «аферу века», прогремело подобно взорвавшейся рядом с троном пороховой бочке: оно буквально потрясло основы королевской власти, забрызгав грязью и трон, и тех, кто его окружал. Но так как дело это давнее, позволим себе рассказать о нем подробно, поскольку оно имеет непосредственное отношение к созданию мифа о Калиостро.
Началось все с того, что два ювелира, Шарль Огюст Бемер и его зять и компаньон Поль Бассанж, осуществили давнюю мечту: создали ювелирный шедевр, который, как они полагали, останется на века, прославляя своих создателей. Шедевр — удивительной красоты ожерелье — состоял из 647 бриллиантов общим весом 2800 карат. Приобрести такое украшение, стоившее почти два миллиона ливров, могла позволить себе только Дюбарри. Но Людовик XV скончался, не успев сделать фаворитке бесценный подарок, Дюбарри немедленно удалили от двора, и ювелиры остались с ожерельем и по уши в долгах. Будучи поставщиками королевского двора, ювелиры предложили ожерелье Марии-Антуанетте, обожавшей дорогие украшения, но получили отказ. Людовик XVI робко намекнул, что в казне нет денег, и его юная супруга неожиданно пошла ему навстречу, произнеся историческую фразу: «Франции больше нужен корабль, чем украшение!» Стоимость ожерелья действительно равнялась стоимости хорошо оснащенного военного корабля. Португальский и испанский дворы, которым ювелиры попытались продать драгоценность, ответили отказом. В 1782 году, после рождения дофина (старшего сына королевской четы, скончавшегося от болезни в 1789-м), Бемер и Бассанж сделали еще одну попытку предложить украшение королю, однако поражение французского флота в Карибском море вновь пробило брешь в бюджете и король отклонил предложение. Бемер решил обратиться напрямую к королеве, заявив, что утопится, если та не купит ожерелье. Королева попросила более ее не беспокоить и посоветовала, вместо того чтобы топиться, разобрать ожерелье и продать его по частям.
12 июля 1785 года по случаю крестин юного наследника престола ювелир передал королеве подарок от короля — эгрет и серьги с бриллиантами, приложив к шкатулке записку личного содержания: «Мадам, мы несказанно счастливы, ибо самое прекрасное алмазное украшение, какое только существует на свете, наконец послужит самой великой и самой прекрасной из королев». Королева не любила загадок и сожгла записку как ненужную (у Бемера осталась копия). 3 августа Бемер, встретив чтицу королевы мадам Кампан, спросил о записке. Узнав, что королева ее сожгла, он в отчаянии вскричал: «О, мои деньги!» Кампан напомнила, что за поднесенные украшения давно заплачено. И тут ювелир поведал изумленной чтице, что королева при посредничестве Рогана приобрела у них с компаньоном алмазное ожерелье, пообещав расплатиться в несколько приемов, и даже передала в качестве аванса 30 тысяч ливров, взятых, по словам кардинала, «из маленького шкафчика севрского фарфора, что стоит возле камина в ее будуаре в Версале». «Но после возвращения Рогана из Вены королева с ним не разговаривает!» — возмущенно воскликнула Кампан. «Вы ошибаетесь, — смиренно ответил ювелир. — Они находятся в прекрасных отношениях, однако общение их носит неофициальный характер. Королева взяла ожерелье в его присутствии». «Это кардинал вам сказал?» — «Да! Он говорил, что ее величество намерена надевать ожерелье по праздникам, а так как я его на ней не увидел, то дерзнул написать…» Встревоженная Кампан поведала о разговоре Марии-Антуанетте, и 9 августа та решила принять Бемера в Трианоне. Во время аудиенции ювелир понял, что королева и в самом деле ничего не знает и ожерелья у нее нет. Он и его компаньон стали жертвами мошенничества. Лишившись ожерелья, а с ним и надежд расплатиться с долгами, отчаявшийся ювелир заявил: либо королева платит, либо он делает покупку ожерелья достоянием гласности. Разгневанная Мария-Антуанетта поручила министру Королевского дома Бретейлю разобраться в этом странном деле. Бретейль без особой торопливости (чтобы с большей вероятностью «утопить» Рогана, как считал аббат Жоржель) выяснил, что у ювелиров имеется расписка королевы, где та обязалась в три приема выплатить всю сумму — 1 600 000 ливров. Подле каждой даты выплаты стояла подпись: «Заверяю. Мария-Антуанетта Французская». Но Мария-Антуанетта была принцессой не «Французской», а «Австрийской» и вдобавок всегда подписывалась только именем! Подпись явно подделали.
Несколько лет назад, а именно в 1777 году, ловкая интриганка мадам Кауэ де Вилле связала имя королевы с крупными финансовыми махинациями: по поддельным распискам де Вилле долго получала из казны и от банкиров деньги якобы для нужд королевы; подделывая почерк Марии-Антуанетты, она ухитрилась поживиться даже за счет королевской модистки Розы Бертен. Когда подлог раскрылся, дело постарались поскорее замять, отправив даму сначала в Бастилию, а потом в глухой монастырь, где она и скончалась. Обманом вытягивала из королевы деньги и чета Гупиль: каждый раз, когда супруг-полицейский обнаруживал тираж листовок, направленных против ее величества, супруга, исполнявшая обязанности чтицы, сообщала об этом королеве и получала особое вознаграждение. А через некоторое время обнаружилось, что листовки сочинял и печатал сам инспектор Гупиль… Темная личность, авантюристка Франсуаза Вальдбург-Фроберг также изрядно скомпрометировала королеву, хвастаясь ее особым доверием…1
Каждый раз мошеннические проделки старались скрыть, но слухи о них, а особенно о растратах упорно просачивались за пределы дворца, так что в глазах общества афера с ожерельем явилась очередным подтверждением расточительности двора. Виновницей во всех случаях считали королеву: если бы она не тратила так много и с такой легкостью, кто бы стал верить каждому клочку бумаги, на котором нацарапано ее имя?
