Стефан Кларк - Самый французский английский король. Жизнь и приключения Эдуарда VII
Весь вечер и следующий день, по мере того как прибывали остальные члены семейства, дочери Виктории, Беатрис и Елена, вновь и вновь перечисляли ей всех, кто находился в комнате, но упорно избегали произносить лишь одно имя: Вильгельм.
Доктор Рид, тайный агент Вильгельма, спросил о причине этого у Берти, и тот ответил, что боится сказать своей матери о присутствии кайзера, поскольку это «может слишком сильно взволновать ее» – разумеется, в негативном смысле этого слова. На самом деле он, скорее всего, опасался, что Вильгельм ляпнет что-нибудь неуместное, вызвав у Виктории сердечный приступ. Например: «Да, я здесь, Grossmutter[283]. Вы же не думали, что я пропущу сцену у вашего смертного одра?»
В какой-то момент всех попросили покинуть спальню Виктории. Вильгельм воспользовался возможностью, чтобы пожаловаться доктору Риду на то, что принцессы исключили его имя из списка присутствующих, и Рид обратился к Берти с просьбой позволить Вильгельму побыть у постели Виктории в одиночестве. Не без опаски Берти согласился и попросил Рида передать Вильгельму, что «принц Уэльский желает этого».
Частная аудиенция сделала свое дело, и с этой минуты Вильгельм был воплощением заботливого внука – два с половиной часа он просидел в неудобном положении, подложив здоровую руку под подушку Виктории, приподнимая ее голову, чтобы ей было легче дышать. Он был на своем месте, в самом сердце семьи.
Затянувшееся бдение, кажется, помогло Берти примириться с мыслью об уходе матери. Ему даже удалось пошутить по этому поводу. Пока Виктория металась между небом и землей, кто-то из ее секретарей спросил у Берти, как он думает, будет ли королева счастлива на небесах. Берти ответил: «Ей придется идти позади ангелов. Вряд ли ей это понравится».
Наконец, в 6 часов 30 минут вечера 22 января 1901 года, великая королева мирно скончалась в окружении своей семьи, в прямом смысле на руке кайзера Вильгельма. Когда яхта Берти отчалила от острова Уайт на материк с ее гробом на борту, Берти увидел, что королевский штандарт на мачте приспущен, и спросил почему.
– Королева скончалась, сэр, – сказали ему.
– Король Англии жив, – ответил Берти, и флаг был поднят.
Вопрос: обрадовался ли этому кто-нибудь в Европе?
IIIК всеобщему удивлению, Берти сразу же выказал силу характера, которую был вынужден подавлять – по крайней мере, в Англии – на протяжении многих лет. Он объявил, что будет называться королем Эдуардом, вопреки желанию своей матери. Она хотела, чтобы он взошел на трон с именем Альберт-Эдуард, но, как сказал Берти, имя Альберт навсегда будет связано с его отцом. Намек был понят – король Эдуард собирается быть независимым правителем.
В Букингемском дворце Берти быстро стер все следы затворнического существования матери. Он выгнал Munshi, ее индийского слугу, выбросил все портреты Джона Брауна и опустошил комнаты отца, которые сохранились в неприкосновенности как место поклонения. Он занялся модернизацией дворца – заказал новые ванные комнаты и туалеты, переоборудовал старые каретные сараи в гаражи для своих автомобилей. Такую же революцию он произвел и в Виндзорском замке, где дал указание перевесить картины и немедленно установить все современные удобства.
Домашние реформы резали по живому – Берти даже попросил принцессу Беатрис, свою овдовевшую сестру, всю жизнь бывшую компаньонкой Виктории, освободить комнаты в королевских дворцах и переехать в коттедж в Осборне. Против воли Виктории главное здание тамошней резиденции Берти передал под военно-морское училище. Нетронутой осталась единственная королевская резиденция в Балморале, которую он любил за ее спартанский, суровый шотландский дух.
Деятельность Берти тоже была подчинена новому режиму. С первого же дня новый король доказал, что, когда, еще будучи принцем Уэльским, умолял дать ему заняться чем-то полезным, он действительно этого хотел. Теперь он лично вскрывал по 400 писем в день и занялся исполнением 6600 ходатайств о присвоении офицерских званий, накопившихся за последние месяцы правления его матери, лично подписывая каждое повышение по службе.
Берти был полон решимости доказать, что скептики не правы. Из уважения к новому монарху британские газеты не упоминали открыто о его сомнительном прошлом, но «Таймс» выразила обеспокоенность истеблишмента в связи со вступлением на престол принца-плейбоя: «Мы не должны делать вид, будто в его длинном послужном списке нет ничего такого, что не хотели бы изменить те, кто его уважает и боготворит». Вся викторианская Англия с ее озабоченностью вопросами морали и лицемерием уместилась в одном предложении с несколькими отрицаниями.
Как-то очень символично, что первая важная церемония с участием Берти – открытие парламента – состоялась в День святого Валентина в 1901 году. И он конечно же воспользовался этой возможностью, чтобы показать нации, что многое изменилось. После смерти мужа Виктория приходила на церемонию открытия всего семь раз, да и то не при полных королевских регалиях, а в своих вдовьих балахонах. Берти же ехал в Вестминстер в роскошной королевской карете, ослепительный в своих малиновых одеждах и в императорской короне, которую не видели на публике с 1861 года. Он представил себя полной противоположностью своей матери – народным государем. Его подданные имели монархию, со всеми прилагающимися к ней дворцами, драгоценностями и костюмами, и Берти хотел, чтобы люди получали максимальную отдачу от этого богатства. Как всегда, он был готов делиться удовольствиями.
Показывая себя во всем блеске, Берти следовал принципу, впервые оцененному им в Париже, когда Наполеон III и Евгения использовали любой повод, чтобы нарядиться в лучшие императорские одежды и поразить народные массы своим блеском и величием. По их логике, как и по логике Берти, это была не показуха – они возбуждали в своих гражданах чувство национальной гордости. Пусть у людей не было возможности носить драгоценности и разъезжать в каретах, но они могли видеть своих правителей и купаться в лучах их славы. Эта идея живет и поныне, вот почему телекомпании всего мира отчаянно борются за право вести трансляцию любой британской королевской церемонии. Британцы действительно мастера по части церемоний. И Берти был первым королем современности, который привил им вкус к этому.
Циник мог бы заметить, что дух открытости, демонстрируемый Берти на официальных мероприятиях, позволял ему скрывать то, что творилось в его частной жизни: в это время он наслаждался длительным романом с Алисой Кеппел, остроумной, пышногрудой замужней английской леди тридцати двух лет, прабабушкой Камиллы Паркер-Боулз, нынешней жены и бывшей любовницы Чарльза, правнука Берти. Но вряд ли будет справедливым считать пышные церемонии примитивным камуфляжем – Берти действительно хотел быть народным королем, искренне хотел. Он был человеком во всех смыслах этого слова.
