Анна Ветлугина - Бах
Между тем Альберт Швейцер, при всем своем преклонении перед гением Баха, не перестает возмущаться его «приспособленчеству».
«Сравнивая оба текста, удивляешься, как мог Бах удовлетвориться таким поверхностным приспособлением, — пишет Швейцер. — Например, слова “Geh’ Leopold zu deiner Ruhe” (“Покойся, Леопольд, в мире”) исполняются на музыку теноровой арии “Ich will bei meinem Jesu wachen” (“Я буду бодрствовать при моем Иисусе”) из “Страстей по Матфею”. Если даже декламация так небрежна, то понятно, что поэтическая и живописная выразительность музыки при переработке осталась без внимания. Трудно поверить, что один и тот же человек написал “Страсти по Матфею” и траурную музыку, уничтожающую то, что он сделал в подлиннике».
Не пытаясь оправдать великого композитора — он вовсе не нуждается в этом — заметим: Швейцер жил в XIX — первой половине XX века, когда ценность новаторства в искусстве была намного выше, чем сейчас. И несмотря на свою религиозность, он вряд ли «жил» в христианской традиции настолько глубоко, как Бах. Последний же, хоть и исповедовал лютеранство, а не католичество, прекрасно знал композиторские техники, с помощью которых писались мессы эпохи Возрождения.
Один из отцов-основателей непревзойденного полифонического стиля, Жоскен Депре прошел долгий путь церковного служения от певчего прованской капеллы до настоятеля собора в Конде-сюр-л’Эско и создал множество месс, признанных шедеврами. При этом именно он придумал технику пародии[29], позволившую ему включать в духовные сочинения обработанные фрагменты популярных песенок, распеваемых народом. В качестве примера можно привести мессу «L’ami Baudichon» на тему довольно непристойной танцевальной песни.
Можно ли назвать подобные опусы сомнительными развлечениями, опошляющими высокие идеалы? Ни в коей мере. Жоскен Депре всеми силами стремился сделать духовную музыку живой и сердечной, глубоко трогающей любого человека.
Ему удалось найти и поймать ускользающее равновесие между проникновенной простотой народной мелодики и запредельным интеллектуальным совершенством высокой полифонии. Современники пребывали от его творчества в полнейшем восторге.
«Пародийное» нововведение Жоскена понравилось композиторам, и к середине XVI века большинство авторов месс стало использовать технику пародии. Но католическая церковь тех времен чуждалась гибкости. Тридентский собор, состоявшийся в 1562 году, запретил использовать светские мелодии в церковной музыке. Техника пародирования в Италии и частично Франции заглохла. Но не в Германии — стране Лютера. Последний считал Жоскена Депре главным музыкальным авторитетом прошлого, восхищено называя «повелителем нот».
Таким образом, Бах «перелицовывал» светское в духовное строго в рамках существующей традиции. А возмущение Швейцера объясняется уже неоднократно упоминавшимся романтизмом. Именно романтики опоэтизировали труд композитора, почти лишив его права на «хищный глазомер» ремесленника.
Любопытный момент. Образ художника-творца, далекого от обыденности и осиянного неземным вдохновением, появился с развитием идей гуманизма. Именно тогда творящих начали делить на две категории: «ремесленник» и «от Бога». Этим самым, с одной стороны, унижалось ремесло, а с другой стороны показывалось: «Бог» в творчестве — большая редкость. Насколько удивил бы такой подход Баха, делающего музыку «во славу Божию, ближнему в поучение» и уверенного в том, что высокого мастерства может достигнуть всякий, кто будет достаточно прилежен!
Но все же интересно, почему Швейцеру, обвинявшему Баха в «уничтожении», а вернее сказать, в надругательстве над «Страстями по Матфею», не пришла в голову мысль: в обоих произведениях, независимо от их музыкальной идентичности, речь идет об одном и том же — о смерти? И здесь нет никакого кощунства от возможного сопоставления Леопольда с Христом, поскольку нет и сопоставления. Здесь может быть только Христос, соединившийся в смерти с каждым из нас и давший каждому верующему в Него надежду на воскресение.
Глава десятая.
«ПЛОХОЙ» КАНТОР
Вернемся к истории сражений нашего героя с начальством. Неумолимая Endzweck снова звала Баха в бой за музыкальное совершенство. На этот раз композитор не побоялся вторгнуться в святая святых церковной жизни — в теологию. Речь шла о подборе литургического репертуара, то есть музыкальной части, которую пели хором все прихожане.
Подобрать музыку для богослужения являлось непростой задачей. Существовало не так уж много песнопений красивых, но в то же время — несложных и доступных для исполнения непрофессионалами. Требовалось соотнести их не только с периодом церковного календаря, но и с каждодневным фрагментом из Евангелия. По старому обычаю, за эту работу отвечал кантор.
Однажды вечерний проповедник церкви Святого Николая иподьякон магистр Гаудлиц попросил у Баха разрешения самому выбирать песнопения из сборника. Композитор не возражал, консистория зафиксировала этот факт. В рамках этого соглашения Иоганн Себастьян и Гаудлиц мирно просуществовали около года, после чего у Баха внезапно случился новый приступ яростной борьбы за всеобщую музыкальную власть. Он решил, что позволил проповеднику слишком много, и без предупреждения начал снова выбирать песнопения самостоятельно. Раздосадованный Гаудлиц пожаловался в консисторию. Пришедший ответ был довольно предсказуемым. Баху предписали придерживаться ранее заключенного соглашения. Казалось бы, все логично. Никто не любит передергиваний. Договорились изменить обычай — значит, соблюдаем новый.
Но Иоганн Себастьян повел себя на редкость необъяснимо. Он написал в магистрат письмо. Дочерна сгустив краски, обрисовал опасности, угрожающие богослужению из-за того, что песни подбирает человек, мало сведущий в музыке. А год назад никаких опасностей не наблюдалось.
«…Ваши превосходительства высокоблагородные и высокознатные господа благосклоннейше соизволят вспомнить, что при [моем] утверждении в доверенном мне канторстве здешней школы Св. Фомы мне Вашими превосходительствами высокоблагородными и высокознатными господами дано было указание неускоснительно следовать при публичном богослужении сложившимся обычаям и не вводить никаких новшеств, причем я был благосклоннейше заверен в Вашем высоком покровительстве. Среди обычаев этих и заведенных порядков было и расположение духовных песнопений до и после проповеди, каковое всецело предоставлено было мне и предшественникам моим по канторату, — в соответствии с евангелиями и с ориентированным на них дрезденским сборником песнопений и сообразно времени и обстоятельствам; и, как может засвидетельствовать досточтимое духовенство епархии, никогда по сему поводу не возникало разногласий. Но, вопреки тому, иподьякон церкви Св. Николая господин магистр Готлиб Гаудлиц попытался внести новшество и вместо до сих пор употреблявшихся песнопений, расположение коих согласуется с церковным обрядом, взять другие, а когда я высказал опасение, что подобный упадок чреват угрожающими последствиями, он подал на меня жалобу в высокочтимую консисторию и выхлопотал распоряжение, согласно коему я впредь должен исполнять те песнопения, какие мне будут предписывать проповедники» (И.С. Бах — в городской магистрат. Лейпциг, 20.IX. 1728 г.). Может быть, за это время пастор показал свою непригодность в деле подбора репертуара? Но почему тогда раньше композитор уступил ему с такой легкостью? Ведь уровень музыкального и общекультурного развития человека виден сразу.
