Виктор Афанасьев - Рылеев
Если в 1824 году в Северное общество было принято девять человек, то после того, как Рылеев вошел в Думу, в 1825 году, общество пополнилось тридцатью пятью членами. Почти во всех гвардейских полках и на флоте у Рылеева, который стал фактически руководителем общества, оказались свои люди.
Весной 1824 года Пестель распространил свои действия на Петербург: при помощи членов Северного общества М. Муравьева-Апостола и Ф. Вадковского он создал Петербургскую управу Южного общества в Кавалергардском полку, — секретную, скрытую от остальных северян. Не знал о ней и Рылеев.
Декабризм выдвинул двух вождей: Пестеля и Рылеева.
Будь у них достаточно времени — они смогли бы договориться о совместных действиях.
11
После смерти сына и Рылеев и его жена почувствовали необходимость покинуть на время Петербург, отдохнуть. В конце сентября 1824 года они выехали в Подгорное. В первых числах декабря, уже по санному пути, Рылеев — один — прибыл в Москву.
«Гостеприимная старушка Москва очень мила. Меня приняли и знакомые и незнакомые как нельзя лучше, и я едва мог выбраться: затаскали по обедам, завтракам и ужинам», — писал Рылеев жене.
Виделся он с Денисом Давыдовым — поэт-гусар передал через Рылеева поклон своему бывшему сослуживцу, кавалеристу-рубаке Бедраге, жившему в Острогожское уезде.
Остановился Рылеев у Штейнгеля па Чистых прудах (теперь Чистопрудный бульвар, 10), в доме Окулова, где Штейнгель и жил, и содержал пансион для юношества, основанный им в 1821 году. «Я у них был принят как родной», — пишет Рылеев жене о Штейнгелях.
У Штейнгеля собиралась для совещаний Московская управа Северного общества. Рылеев встречал здесь Пущина, Колошина, Кашкина, Нарышкина, Муханова. Рылеев предлагал Штейнгелю «приобресть членов между купечеством», — он имел в виду, в частности, издателя и книгопродавца Семена Иоанникиевича Селивановского («Истинно почтенный человек», — назвал Селивановского Рылеев).
В 1824 же году Рылеев издаст у Селивановского «Думы» и «Войнаровского». Это был один из просвещеннейших типографов России, стремившийся издавать книги не только доходные, но прежде всего полезные. Он выпустил двумя изданиями «Древние Российские Стихотворения» («Сборник Кирши Данилова»); в 1822 году начал выпуск Энциклопедического словаря, рассчитывая издать 40–45 томов, в нем в качестве авторов участвовали декабристы (Кюхельбекер, Штейнгель и другие). Словарь остановился на трех томах, после 14 декабря 1825 года продолжить его Селивановскому не удалось.
Селивановский (1772–1835) был сыном крепостного крестьянина, мальчиком попал в московскую типографию учеником наборщика. Позднее, сделавшись владельцем типографии, он самоучкой приобрел довольно широкое образование, так что на равных мог беседовать с историком литературы Евгением Болховитиновым, с Карамзиным. Кроме типографии, у Селивановского были книжные магазины и публичная библиотека на Ильинке. Конечно, Селивановский был бы одним из полезнейших членов тайного общества. Делали ли ему предложение вступить в общество Рылеев или Штейнгель — неизвестно.
В показаниях на следствии Штейнгель отметил, что Селивановский желал «способствовать к развитию просвещения и свободомыслия изданием книг».
Пущин рассказал Рылееву о новом обществе, возникшем в Москве по его инициативе, — о Практическом союзе, в который принимались дворяне, намеревающиеся освободить своих крестьян. Новый союз нес в себе только одну идею — антикрепостническую, осуществляемую легальным путем. Пущин считал, что и такая деятельность — хорошая агитация в интересах главных целей Неверного общества. Рылеев же полагал, что Практический союз необходимо как можно решительнее революционизировать и сделать филиалом Северного общества.
Пущин в это время готовился к поездке в Михайловское, к сосланному туда летом 1824 года Пушкину. Опальный брат Николая Тургенева, Александр Иванович Тургенев, много доброго сделавший для Пушкина, узнав о намерении Пущина, воскликнул: «Как! Вы хотите к нему ехать? Разве не знаете, что он под двойным надзором — и полицейским и духовным?» «Впрочем, делайте как знаете», — прибавил он. Рылеев и Пущин много толковали в Москве об этой предстоящей поездке к Пушкину, о его новых сочинениях — только что появились списки элегии «К морю», второй главы «Евгения Онегина». В доме М.М. Нарышкина на Пречистенском бульваре (теперь — Гоголевский, 10) дважды, при большом стечении слушателей, Рылеев декламировал свои сочинения.
Родственник Нарышкина, молодой А.И. Кошелёв, один из будущих деятелей русского славянофильства, запомнил, как «Рылеев читал свои патриотические думы… Все свободно говорили о необходимости «покончить с этим правительством». Этот вечер произвел на меня самое сильное впечатление… Я на другой же день сообщил все слышанное» Киреевскому, Рожалину, Беневитинову и другим членам составленного молодежью философского кружка. «Много мы в этот день толковали о политике и о том, что необходимо произвести в России перемену в образе правления… Вследствие этого мы с особенной жадностью налегли на сочинения политических писателей».
Рылеев ездил к Николаю Полевому, на Первую Мещанскую, — Полевой вместе с Вяземским начинал тогда издание журнала «Московский Телеграф».
С издателем Селивановским Рылеев договорился о печатании в Москве сборника «Думы» и поэмы «Войнаровский» — рукописи были уже подготовлены. Рылеева в этом деле поддерживал Вяземский. Уезжая в Петербург, Рылеев поручил издательские хлопоты Петру Муханову. По Москве ходили рассказы о наводнении, постигшем Петербург 7 ноября этого года.
Сомов писал Рылееву: «Несколько слов о случившемся здесь всеобщем бедствии… Галерная гавань почти не существует. По петергофской дороге деревни… разрушены; селения литейно-чугунного завода также. Вообще по той дороге считают до 600 человек утопшими, а в городе доныне уже отыскано более 1500 тел. Невские острова и прилежащие к ним деревни перековерканы; Кронштадт также ужасно пострадал. Вода так быстро прибывала, что пока мой человек успел добежать из комнат в главное управление и спросил у меня: что делать? — то по возвращении насилу мог войти в комнату и кое-что положить на шкафы, как уже вода поднялась до окон… Все жившие в нижних этажах очень пострадали» (Сомов жил в том же доме, что и Рылеев).
9 декабря Рылеев пишет жене из Москвы в Подгорное: «Наводнение в Петербурге было ужасное, а равно и в Кронштадте. Корабли ходили по улицам». 14 декабря он пишет о том же уже из Петербурга: «Ты, я думаю, уже слышала о бывшем здесь наводнении и об ужасах, которые оно произвело. Представь же себе мое удивление, когда я, въехав в город, едва мог заметить следы оного… Теперь почти всем потерпевшим сделано возможное вспоможение. Мы же с тобой должны благодарить Александра Александровича Бестужева: наши люди совершенно потерялись, и если б не было его, то мы лишились бы всей мебели и всего, что было в комодах. Бестужев прежде стал законопачивать двери, когда же вода начала пробираться в щели и сквозь пол, он приказал мебели ставить одни на другие и выбирать из комодов все и, находясь почти по пояс в воде, до тех пор не оставил квартиры, покуда все не прибрал. Таким образом он спас все почти и твой мех; попортилось только мое бюро, письменный стол, твой рабочий столик, половина моей библиотеки и еще кое-что… Да потонула корова».
