Муслим Магомаев - Живут во мне воспоминания
Галина Павловна Вишневская не раз бывала и у нас дома. Обычно она приходила в гости вместе с Маквалой Касрашвили, которая, как я уже упоминал выше, не боялась встречаться с ней за границей. Галина Павловна не могла не оценить этого. Отношения с ней у меня самые добрые, хотя мы совершенно разные люди: она любит в основном русскую оперную музыку, я — итальянскую. Но мы никогда не спорим из-за этого, уважая предпочтения друг друга. Когда Галина Павловна бывает у нас, мы говорим о многом, не только о музыке, и находим общий язык.
ПО СЛЕДАМ ВЕЛИКОГО ЛАНЦА
В Соединенные Штаты я приехал на гастроли по линии Госконцерта, насколько мне известно, первым из советских эстрадных артистов. Я взял с собой небольшой инструментальный состав из четырех человек, а участником и ведущим программы пригласил Владимира Винокура. В Советском Союзе он тогда уже «набирал обороты», а в Штатах его никто не знал. Быть с ним в одной поездке — удовольствие: Володя прекрасный попутчик и хороший друг.
Импресарио наших гастролей был ныне известный Виктор Шульман, в прошлом певец. Прилетели мы за несколько дней до начала концертов, чтобы было время адаптироваться из-за большой разницы во времени. На эти дни Шульман поселил нас у себя, сэкономив таким образом на гостинице. Гастролировали мы по большим городам — в Нью-Йорке, Чикаго, Сан-Франциско, Лос-Анджелесе, — там, где жило уже немало русских эмигрантов и первой, и второй, и третьей, уже нашего времени, волны. Залы были разными, но самым большим был, конечно, нью-йоркский «Мэдисон Сквер Гарден».
Я выходил на сцену со своим привычным приветствием: «Здравствуйте, дорогие друзья…» Поначалу для публики это был своего рода шок. Некоторые начинали плакать от этих таких обычных слов: для них было неожиданным это мое приветствие. Дело в том, что эмигрантов из Советского Союза считали тогда чуть ли не предателями Родины. Поэтому наших артистов предупредили, чтобы сторонились их. Тот же Виктор Шульман говорил своим знакомым: «Не вздумайте вести Магомаева на Брайтон, там его сразу атакуют его поклонники, выходцы из Союза». Так что наши артисты держались подальше от бывших своих соотечественников. И вдруг выходит на сцену Магомаев и называет их дорогими друзьями. Но то мое обращение было естественным, невольным — я его не программировал заранее. Теплота отношений на тех наших концертах была удивительная…
Вернувшись с первых гастролей по Соединенным Штатам, я поделился своими впечатлениями об этой стране в большой статье, опубликованной в «Советской культуре». Сегодня, когда в Америке побывало немало наших людей, когда о ней столько написано, вряд ли стоит рассказывать о тех первых моих впечатлениях. Расскажу лучше о некоторых встречах, в частности, с Аркадием Шабашовым, который руководит оркестром на Брайтоне. А когда-то он играл у нас в оркестре. Жена Аркадия и ее сестра поют дуэтом — это известные сестры Роуз, певицы-близнецы, настолько похожие, что различить их трудно…
Оказался в Америке и еще один наш знакомый — Ефим Шубенцов. Ефим — экстрасенс. Первой с ним познакомилась Тамара — у себя в поликлинике Большого театра. Она пришла на прием к своему врачу, где в это время находился Ефим. Прямо в кабинете он «снял» головные боли у другого врача — женщины-ларинголога. В то время в ее доме шел ремонт, и она, видимо, надышалась запахом краски и лака, отчего у нее и начались головные боли, продолжавшиеся несколько дней. Врачи не могли ей ничем помочь, а Ефим сделал это мгновенно.
Удивленная, Тамара попросила Ефима тут же попробовать помочь и ей: у нее тогда были осложнения с трахеей и связками. Ефим стал делать свои пассы, и Тамара сразу почувствовала, что ей легче петь. Результат хоть и был налицо, но все равно поверить во все это было трудно. В то время мы только слышали о Джуне, о ее почти сверхъестественных способностях, но чтобы вот так увидеть перед собой человека, тоже обладающего чем-то подобным…
Тамара пригласила Ефима к нам в гости. Бывая у нас дома, он продолжал поражать нас своими способностями. Например, когда ему дали в руки фотографию дяди Джамала, естественно, не говоря, кто это, он сразу сказал, что этот человек уже умер, и умер от инсульта… Потом мы подали ему ноты одной песни, которые лежали в плотной кожаной папке. Ефим поводил над папкой рукой и прочел название песни: «Жизнь моя — моя Отчизна».
Но окончательно я уверовал в Ефима Шубенцова после такого случая. У нас дома он «снимал» давление у одного из наших друзей — музыканта Бориса Афанасьева. Борис сидел в кресле, Ефим — напротив него, а я оказался как бы за спиной Бориса. Видимо, когда Ефим «сбрасывал» с нашего друга давление, воздействие его энергетического поля спроецировалось на меня. Борису стало легче, а у меня к вечеру тоже понизилось давление, которое до этого было нормальным. Померили — 80/40. Ниже некуда. Я так плохо себя чувствовал, что пришлось лечь в постель.
Тамара срочно позвонила Ефиму, рассказала, что со мной происходит. Кончилось тем, что он попросил меня взять телефонную трубку, что-то там сказал, возможно, что-то и сделал на расстоянии — и мое давление пришло в норму.
Зато в другом случае Ефиму не удалось со мной ничего сделать. Он предложил Тамаре, которая до этого немного курила, отучить ее от этой привычки. Подробности его манипуляций приводить здесь не имеет смысла, важно только, что после этого Тамара даже не может смотреть на сигареты и не выносит запаха дыма. Я же курил и курю очень много. Ефим предложил и у меня вызвать устойчивое отвращение к табаку. Но у него ничего не получилось: в отличие от Тамары я не поддаюсь внушению. Ефим так и сказал мне, что мое энергетическое поле равно по силе его полю, и поэтому он чувствует мое сопротивление и не может его преодолеть.
Теперь Ефим Шубенцов отучает от курения американцев…
Мне привелось не раз посещать Соединенные Штаты и в связи с работой над книгой о Марио Ланца. Теперь, когда книга написана и издана и все трудности позади, можно вспомнить о том, сколько всего было на ее пути. У нас в Советском Союзе материалов для книги о Марио Ланца было явно недостаточно. Когда-то, еще до своей стажировки в Италии, я смог прочитать лишь небольшую переведенную книжечку о нем, которую мне дал Владимир Атлантов. Читал я также редкие публикации об этом певце, появлявшиеся у нас. Но полной картины жизни великого Ланца, которого Артуро Тосканини назвал величайшим голосом XX века, у меня пока не было. Зато когда я на радио провел цикл из пяти передач, посвященных творчеству Марио Ланца, и поделился со слушателями своими планами написать книгу о нем, на это откликнулось немало бескорыстных помощников. Они предоставили мне различные материалы, которые бы я мог использовать в своей работе.
