Святослав Рыбас - Красавица и генералы
Ветер по морю гуляет
И кораблик подгоняет.
Виктор сел на диван с краю и слушал. От сказки веяло семейным миром и давним счастливым временем, когда у детей были отцы и читали им по вечерам Пушкина. И сколько было таких семей, где мальчики внимали прекрасным стихам!
- А если они не захотят уходить? - прервав чтение, спросила Нина. - Что тогда мы сможем?
Он пожал плечами, такое ему в голову не приходило.
Нина отстранилась от сына, отложила книгу и серьезно посмотрела на него.
Петрусик, недовольный перерывом, нахмурился и воскликнул :
- Маманя, не уходи! Я что хочешь для тебя буду делать!
Она сдвинула брови, сбросила плед и встала, давая Виктору понять, что недовольна его бездействием.
- Пошли! - услышал он ее решительный голос.
Когда они пришли на кухню, все трое солдат, Илья и Фаина сидели за столом, а на столе стояла пустая бутылка, граненые стопки, миска с солеными огурцами и арбузом и хлеб.
Увидев хозяйку и Виктора, Илья отвернулся, потом посмотрел на нее и снова отвернулся, Фаина встала, убрала бутылку и стопки; вид у нее был пристыженный.
- Ну здравствуйте, господа солдаты! - сильным властным голосом произнесла Нина. - Рада вас видеть у себя дома. Что видели? Куда путь держите?
- С фронта идуть, - сказал Илья. - Жизнь у них, по правде говоря, известно какая. Вот поставил ротный командир служивого на бруствер...
- Илья, у тебя не спрашивают, - сказала Нина. - Хватит тебе праздновать, ступай отсюда.
Илья заворчал обиженным тоном что-то неразборчивое, но из-за стола не вышел.
На лицах солдат появились улыбки, которые как бы говорили: "Вот ты какая! А вот мы поглядим, что ты нам покажешь?" Они тотчас уловили, что хозяйка бессильна даже против собственного работника, и, поняв, увидели в ней женщину, а себя - едва ли не прекрасными витязями.
- И на бруствер ставили под германские пули, и газами травили, и серой скотиной называли, - с дерзкой улыбкой вымолвил красноносый солдат. - Нынче никого нет над нами, ни господа Бога, ни царя, ни министров. Одна душа трепещет на воле. Огонь бежит по жилам.
- Святое дело - нагодувать путников, - с горячностью сказала Фаина, хотя Нина ни в чем ее не упрекала.
Перемена в работниках была очевидной. Сколько времени Виктор отсутствовал, а они, казалось бы, так ясно понимавшие, что из себя представляют эти трое, которые убивали своих начальников и потеряли чувство родины, уже успели опьяниться дурманом своеволия.
Нина и Виктор очутились среди чужих. И отступить было некуда.
- Ты, Фаина, собери им на дорогу, - сказал Виктор. - А вы, граждане солдаты, уважьте хозяйку, спойте ей свои новые песни. Илье тоже интересно послушать... Верно, Илья?
Илья, довольный, что к нему обращаются за поддержкой, солидно произнес:
- Ну спойте, братцы, чтоб за душу взяло. Вот у нас днями казаки пели о, умеют станичники, аж внутре размякаить.
Светлоглазый, с мохнатыми пшеничными бровями солдат снисходительно улыбнулся, кивнул товарищам и, отбивая ладонями по столешнице, завел лихую частушку:
Эх, эх, эх!
Эх, жил бы да был бы,
Пил бы да ел бы,
Не работал никогда!
Красноносый и чубатый быстро вылезли из-за стола, ударили в ладоши, пошли приседать, выбрасывая коленца и радостно рыча какие-то дикие слова:
Жрал бы, играл бы,
Был бы весел завсегда!
Трудно было представить, что подобное могло родиться на свет божий рядом с настоящими военными песнями. После казачьих, где все дышит печалью разлуки и благоговением перед родной землей, разудалая частушка показывала, что все это измарано и выброшено за ненадобностью. Она была примитивна, бездушна, безобразна, но в ней таилась другая новая правда. Правда обезглавленного существа, живущего без цели и памяти.
Солдаты исполнили еще несколько куплетов и остановились. Улыбаясь, ждали похвалы.
- Как, Илья? - спросил Виктор. - Весело?
Илья не знал, что сказать. Он видел, что они плюют на все, и хотел ли, не хотел такой воли, но у него были дом, семья, хозяйство, от которых нельзя было освободиться, он оставался старорежимным казаком и не мог уважать этих бродяг-бездельников.
- Фаина, собирай харчи! - поторопила кухарку Нина. - Отблагодарим наших песенников... Признаться, я еще не привыкла к таким песням. Мы здесь отстаем от жизни... И сала побольше, Фаина.
- Иди к ребенку, - сказал Нине Виктор. - Мы сами управимся.
Нина не ответила, она смотрела на кухарку, и вдруг ее зеленые глаза загорелись желтизной, и она крикнула, чтобы Фаина не скупилась.
Фаина, разрезавшая пополам пласт соленого сала фунта четыре весом, шлепнула один кусок на другой, замотала их в узкую тряпицу и кинула на стол. Ее тело возмущенно колыхнулось под легкой кофтой.
- А ты что стоишь, уши развесил? - одернула Нина Илью. - Сейчас поедем. Вот незваные гости пойдут, ступай запрягать...
Она повернулась к солдатам, не дожидаясь ответа Ильи, и сказала:
- Спасибо за песни. Извините за скромное угощение. Харчей возьмете на дорожку.
Солдаты не ожидали, что их начнут так быстро выпроваживать, и закивали ей, забыв свои наглые ухватки, словно всегда ей подчинялись.
- Берите шинели, винтовки, - продолжала Нина. - С Богом.
И в две минуты они собрались, и вот уже их духу не было, лишь в окно было видно три фигуры, идущие к воротам.
- Да, - сказала Нина, глядя им вслед. - Спаси и сохрани, Господи!
Ей стало страшно, хотя они уходили все дальше и уносиди свою угрозу. Казалось, буря прошла стороной.
- А мне сон приснился, Нина Петровна, - признался Илья. - Мы с Виктором гадали, - а оно вот что... Не угадаешь... Дурнопьяный я от них сделался! Снаружи люди как люди, а внутрях - ничего святого. И засасывает, и засасывает, будто в трясину. Начисто воинскую присягу забыли. Уж как на словесности вдалбливают - не забудешь. А у них вылетело. Что есть присяга? Средь ночи отвечу. Присяга есть клятва, данная перед Богом и его святыми Евангелиями, служить верой и правдой государю и отечеству, хотя бы пришлось помереть за них. - Илья покачал головой. - Начисто вылетело! Так и будут бродить, пока смерть на них не наскочит.
- Они хуже покойников, - сказала Фаина.
- Они должны были нас защищать, - вымолвила Нина, укоризненно глядя на Виктора. - Не бояться смерти, голода, холода. Почитать командиров... Кто нас теперь защитит? Неужели и впрямь - немцы? - Она обратилась к Фаине: Прости, Фаина, что я на тебя кричала. Ты была дурнопьяная.
- Как белима обтрескалась, - согласилась кухарка.
- Ну авось не пропадем! - бодро сказала Нина.
- Не выдадим родные могилы, - поддержал ее Илья. - Мы немцу почистим рыло, утрем сопатку!
Было видно, что он понял Нину по-своему и бродяги-дезертиры уже не кажутся ему опасными. Эта воинственность была, конечно, глупой, петушиной, неуместной для его немолодого возраста. Не в бродягах, не в немцах было дело, а в державном порядке: корабль, в котором все они плыли, вдруг распался.
