Маргарет Хаббард - Полет лебедя
— Да, я тоже хотел провести Рождество в Дрездене! — воскликнул он. И это было чистой правдой. Еще до того, как Иенни известила его о своих намерениях, он запланировал эту поездку. — У меня там много друзей: графиня Бюст и ее муж, великий герцог Карл Александр. Это будут великолепные праздники!
Иенни улыбнулась и протянула ему свою руку.
— Тогда увидимся на Рождество. До встречи!
Как мило с ее стороны сказать до встречи! Ханс
сжал ее руку. Он не мог поцеловать ее, так как в их сторону шли бургомистр и его жена.
— До встречи, — только и успел прошептать он, прежде чем внимание актрисы переключилось на новых собеседников.
Ханс Кристиан быстро удалился, и жена бургомистра видела, как он направился в сторону двери. Теперь она может рассказать своим друзьям, что действительно было что-то в этом романе, что привлекало внимание всего Копенгагена. Разве она не видела, как великий Андерсен держал ее руку, а глаза певицы светились от счастья?
Но если бы жена бургомистра знала, о чем в тот момент думал Ханс, она была бы разочарована. В данный момент его мысли занимали совсем другие вещи. Иенни практически пригласила его провести с ней Рождество в Дрездене. Значит, по крайней мере, она хотела увидеть его еще раз. А это уже было кое-что!
Он понесся домой, извлек рукопись, которая вот уже несколько дней лежала без дела, и приступил к работе. Его свеча горела до поздней ночи.
XXXII— Теперь я полечу в теплые края! — сказала Снежная королева.
И она улетела, а Кай остался сидеть совсем один в огромной пустынной зале. Он смотрел на свои игрушки из кусочков льда и все думал, думал, так, что в голове у него затрещало. Он сидел на одном месте такой бледный и неподвижный, словно неживой.
«Снежная королева»
Графиня любила розовый цвет. Будучи женой великого герцога Карла Александра, она могла себе позволить исполнения любой прихоти, поэтому ее гостиная вся утопала в розовом цвете. Стены, подушки инкрустированных кресел и даже плиты камина были отделаны розовым. Под потолком располагались купидоны, а в те редкие дни, когда графиня не давала балов, пол был устлан кремового цвета ковром с розовыми цветами. Сегодня ковер отсутствовал. В одном углу комнаты одетый в черный пиджак господин показывал нарядным дамам фигуры полонеза под аккомпанемент струнных музыкальных инструментов.
Для Андерсена, стоящего в стороне, это было великолепное зрелище. Мелодия полонеза Мейербера звучала мягко и чарующе. Она манила и пыталась заставить отбросить в сторону всякую осторожность и закружиться по комнате, не обращая внимания на то зрелище, которое он мог произвести на присутствующих. В свете канделябров дамы казались ангелами.
А Иенни, Иенни была просто божественна. Она танцевала словно фея. Если бы он только осмелился пригласить ее на танец!
Иенни поймала его взгляд и улыбнулась. Возможно, она была удивлена, почему он не танцует с ней. Она могла бы пригласить его, но это бы вызвало всеобщее смущение. Графиня и Мейербер кружились в середине комнаты.
— Идите и посидите с нами, Ханс Кристиан! — воскликнула она, обмахиваясь своим розовым веером. Я просто задыхаюсь, и герр Мейербер тоже устал танцевать свой полонез.
Ханс с благодарностью присоединился к ним.
— Я чувствовал себя брошенным, — с улыбкой произнес он. — Ирония судьбы: я так люблю танцевать, а должен сидеть и наблюдать.
— Если вы хотите, то можете танцевать, — весело ответила графиня, падая в одно из розовых кресел. — Я приказываю вам пригласить меня на следующий танец!
— Графиня, я должен отклонить эту честь! — ответил Ханс с улыбкой, но с твердостью в голосе. — Даже королева Дании приняла мои извинения, если вы помните.
Мейербер сел рядом, сложив руки на груди, негромко напевая мелодию. Он считал, что чрезмерные похвальбы Андерсена о его знакомствах с сильными мира сего граничили с глупостью. Он ведь ничего не знал о той тропинке, которая привела последнего из птичьего двора к лебединому озеру. На руке поэта сверкало кольцо, подаренное ему герцогом Ольденбургским, на лацкане пиджака переливалась бриллиантовая награда датского короля, а рядом с ней медаль Красного орла третьей степени от короля Пруссии. Мейербер придирчиво осмотрел писателя. Конечно же, наличие подобных регалий вполне соответствовало торжественности события.
Однако он считал весьма неприличным то, что Андерсен никогда не упускал случая в красках объяснить происхождение каждого из почетных даров.
Но если на Мейербера это не произвело никакого впечатления, то графиня, наоборот, была очень заинтересована.
— Какое разочарование для дам! — произнесла она.
— Но лучше разочарование, чем обман чувств!
— Именно такие слова сказала мне сегодня фрекен Линд, — вставил Мейербер, удобно вытягивая перед собой ноги. — Бог мой, мне кажется, что я слишком стар для танцев!
— Расскажите нам о Иенни Линд, — потребовала графиня, краешком глаза наблюдая за Хансом. — Она еще не решилась петь в Берлине?
Композитор печально покачал своей головой.
— В конце концов, мне удалось ее переубедить, но у нее слишком много опасений. Я не понимаю этого. Фрейлейн Линд обладает такой волшебной силой как певица и как актриса, что ей не нужно бояться публики. И все же она сомневается даже сейчас, когда уже дала согласие.
— То же самое было в Копенгагене, — произнес Ханс Кристиан. Его лицо засияло. Так было всякий раз при упоминании Иенни. — У нее великолепный дар. На свете больше не будет подобной певицы. И все же она стесняется тех симпатий, которые вызывает ее искусство. Я не раз говорил ей, что она способна достичь большего. Но фрекен Линд боится потерять то, что уже приобрела. Отсутствие веры в людей может лишить ее самого прекрасного в жизни — дружбы.
Графиня наблюдала за фигурой певицы в белом платье, так ритмично кружившейся в танце, словно она сама была частью музыки.
— Она очень молода. Возможно, с годами Иенни поймет, что искренность встречается не так редко, как она думает.
— Ну что же. На время дело улажено, — вмешался Мейербер. — Андерсен, вы должны поддержать меня, а то я боюсь, что она передумает. Мы уже назначили дату премьеры новой оперы, и если она вдруг откажется в последний момент, то мы понесем большие убытки.
— Какие вы важные! — воскликнул великий герцог, стоя в дверях и одаривая присутствующих своей блистательной улыбкой, такой же яркой, как и медали у него на груди. — Без сомнения, вы обсуждаете вопросы огромной важности для мира искусства. Этот полонез великолепен, Мейербер. Когда вы напишете мне еще один?
