АЛЕКСАНДР РАР - Владимир Путин. "Немец" в Кремле
Сперва «Единство» занялось расширением социальной базы, созданием отделений в регионах и привлечением на свою сторону региональных руководителей различного уровня. Во многих случаях представители возглавляемого Лужковым блока «Отечество/Вся Россия» различными способами заставляли снять свою кандидатуру. Многие «денежные тузы» оказали «Единству» финансовую помощь в надежде с его помощью пройти в Думу и получить депутатскую неприкосновенность. Подконтрольные Березовскому СМИ развернули беспрецедентную кампанию по дискредитации кандидатов из конкурирующих объединений. Так, например, был создан печатный орган «Фасс» с характерным подзаголовком «Журнал политической охоты». На поддержку «Единства» Кремль бросил все имеющиеся в его распоряжении административные ресурсы от скрытого бюджетного финансирования популистских решений до запугивания политических противников компроматом.
В конце октября Примаков приехал в Берлин для проведения политических переговоров и празднования своего семидесятилетия. Все, с кем он встретился в столице Германии — Коль, министр иностранных дел Йошка Фишер и близкий друг Примакова Клаус Кинкель, — считали его наиболее перспективным кандидатом в президенты. Когда депутат бундестага от ХДС Фридрих Пфлюгер, взявший за правило отводить всех российских политиков к лишенному прежнего купола зданию рейхстага и с гордостью показывать им сохраненные после реставрации надписи, сделанные на его стенах советскими солдатами после взятия ими Берлина в мае 1945 года спросил, каким ему видится будущее России, Примаков помрачнел. Вообще он тогда произвел тягостное впечатление. К немалому удивлению слушателей, в своем заключительном выступлении он с похвалой отозвался о Путине. Тем временем в Кремле уже нашли на Примакова компромат. Разумеется, факты, уличающие его в коррупции, были сфабрикованы, но вся эта история стоила бывшему главе российского правительства много сил и нервов.
На двух главных телеканалах страны Лужкову и Примакову, как, впрочем, и Зюганову, и Явлинскому, почти не предоставляли эфирного времени. Зато Путин не сходил с экрана. Миллионы телезрителей, слушая ежедневные сообщения об успехах федеральных сил в Чечне, сразу же ассоциировавшихся с именем премьер-министра, уже не вспоминали больше о «московском строительном чуде», разительно изменившем архитектурный облик столицы в лучшую сторону и являющемся несомненной заслугой ее мэра. В течение нескольких недель российские войска заняли почти всю равнинную часть Чечни и приблизились к Грозному. Жители северных районов мятежной республики, измученные отсутствием элементарных жизненных благ и небывалым ростом преступности, в большинстве своем приветствовали приход «федералов». Несколько известных политиков, ранее не веривших в способность Москвы осуществить в Чечне силовую акцию, настойчиво советовали Путину попытаться достичь компромисса с лидерами сепаратистов. По их мнению, федеральным силам следовало закрепиться на левом берегу Терека и установить вдоль реки «санитарный кордон», а вторую часть Чечни оставить под властью Масхадова. Они руководствовались благими намерениями и искренне хотели избежать кровопролития, однако предлагаемые им и меры «замораживали» ситуацию и отнюдь не способствовали исчерпанию конфликта. В Москве у многих еще свежи были в памяти события, последовавшие после подписания Хасавюртовских соглашений. Тогда по всем законам конфликтологии враждующие стороны должны были окончательно договориться между собой. Но ничего подобного не произошло. По-прежнему Чечня существовало в качестве анклава с неопределенным статусом. По-прежнему продолжались нападения на транзитные поезда, травля русского населения приняла самые варварские и кровавые формы, бандформирования вторгались на сопредельные территории.
Путин был обязан также считаться с предельно жесткой позицией командования Вооруженных сил и — хотя бы поэтому — не мог отдать приказ об одностороннем прекращении военных действий. Премьер-министр прекрасно понимал, что для избавления в будущем от неограниченного влияния «семьи» и близких к ней олигархов нужно, опираясь на армию и спецслужбы, создать на вершине исполнительной власти параллельную структуру. Поэтому он стал первым председателем российского правительства, добившимся молчаливого согласия Ельцина на фактическое переподчинение себе всего «президентского блока». «семья» слишком поздно разгадала тактику нового фаворита. Осенью 1999 года члены ельцинского клана, еще недавно крайне пессимистично настроенные и не верившие в возможность создания накануне выборов выгодной для них политической ситуации, ликовали в предвкушении близкой победы. Но они хотели быть твердо уверены в готовности Путина неуклонно следовать избранному ими курсу, направленному на консервацию существующих порядков. Понаторевшая в интригах и разного рода политических комбинациях «кремлевская гвардия» после неудачных опытов с Лебедем, Немцовым и Степашиным сделала ставку на Путина вовсе не для того, чтобы в дальнейшем разочароваться в нем. Президентская команда несомненно хотела подстраховаться и в случае попытки премьер-министра найти собственную политическую нишу и отстранить от себя прокремлевскую номенклатурно-политическую группировку оказать на него давление. Но Путин, как известно, совершенно не опасался за свое доброе имя, поскольку его биография не представляла никакого интереса для собирателей компромата. Правда, в период обвальной приватизации ни один чиновник высшего и среднего звена, занимавшийся проблемами собственности, не мог быть абсолютно «чистым», поэтому вряд ли стоит удивляться появлению в некоторых СМИ сообщений о том, что «семью» и Путина связывают общие неблаговидные дела.
Путин уделял повышенное внимание сфере внешней политики еще и потому, что дряхлеющий на глазах Ельцин не справлялся со своими прямыми обязанностями, вел себя неадекватно во время зарубежных визитов и часто нарушал правила дипломатического протокола. Так, в Китае он угрожающим тоном заявил в присутствии председателя КНР Цзян Цзимина, что Западу не следует забывать о наличии у России ядерного оружия. На саммите государств — участников ОБСЕ в Стамбуле Ельцин, задетый до глубины души выдвинутыми против России обвинениями в применении «чрезмерно жестких» методов борьбы с чеченскими сепаратистами, внезапно прервал переговоры со Шредером и президентом Франции Жаком Шираком и отбыл на Родину. Внутри страны Путин мог сколько угодно приказывать «мочить бандитов в сортире», но за рубежом он вел себя как настоящий дипломат. В Турции он попытался убедить представителей Евросоюза и США не принимать всерьез бестактную выходку Ельцина и в результате сумел добиться смягчения многих формулировок в итоговом документе. Вместе с тем в своих оценках жесткой линии Запада по отношению к России он был не менее резок, чем Ельцин, о чем говорит хотя бы проведенная им аналогия между авианалетами российской авиации на Чечню и натовскими бомбардировками Югославии. Президент и премьер-министр предупредили западных лидеров о недопустимости вмешательства во внутренние дела России и пренебрежении ее национальными интересами и обвинили их в незнании «истинного положения дел» и подлинных причин конфликта. Соотечественников, обеспокоенных угрозой международной изоляции России, премьер-министр заверил в том, что после «победы» в Чечне лично отправится в турне по странам Западной Европы и в течение двух недель добьется нормализации отношений с ними.
