Николай Попель - Танки повернули на запад
- Отправляйтесь отдыхать, старшина, - встал я.- Впереди нелегкая ночь.
- Да, товарищ генерал, ночка предстоит веселая... Вытянулся и строго спросил:
- Разрешите быть свободным?..
С улицы доносилась крутая ругань Гетмана. Гусаковокий резко кричал в телефонную трубку. Начальник штаба чертил красно-синим карандашом на большом листе, что-то приговаривая себе под нос.
Бригада готовилась к очередной атаке.
Но и новая атака не принесла нам успеха. Танки и стрелковые подразделения вернулись на исходные позиции.
Под вечер меня остановил Ломчетов:
- Я остался при прежнем своем мнении, так же, вероятно, как и вы при своем. Считаю нужным незамедлительно доложить свою точку зрения командующему фронтом, о чем и ставлю вас в известность.
Я пожал плечами. Говорить нам было не о чем.
Когда стемнело, группа Голомзика двинулась к передовой, чтобы пробраться в Бердичев. Со старшиной отправлялось десять бойцов и один фельдшер - все добровольцы. За плечами у них были вещмешки, набитые под завязку гранатами, бинтами, медикаментами. Голомзик получил также несколько свежих номеров армейской газеты.
Мы с Гусаковским стояли под запорошенной свежим снегом сосной. Мимо неторопливо, согнувшись под грузом "Сидоров", шли бойцы. Автоматы покачивались на груди в такт тяжелым шагам. Старшина Голомзик задержался около меня, кивнул головой и зашагал дальше в темень фронтовой ночи.
Неожиданно Гусаковский разговорился. До того он все время мотался по частям, а появившись ненадолго на КП, сразу хватал телефонную трубку.
Армейская судьба его складывалась негладко. В 1937 году он расстался с военной формой и лишь через два года, реабилитированный, вернулся в часть. Начал войну помощником начальника штаба танкового батальона, а вот теперь возглавил бригаду. Я чувствовал, что его несколько связывает присутствие начальства, особенно - молчаливо сосущего трубку Ломчетова. Гусаковский со своей сложной биографией воспринимал это по-своему.
- Из ума не идет давешний разговор с представителем штаба фронта,признался он.- Гоняешь круглые сутки туда-сюда, а в мозгу свербит одно - верно ли поступаем?..
Командование поддерживает, генерал Гетман согласен. Но и Ломчетов не вчера на свет белый появился, тоже понимает вроде. Откуда же у него такой ход мыслей? Не легко ли он чужими жизнями жертвует?.. Прежде думалось, для командира самое главное - верно оценить обстановку, оперативно принять решение и проводить его... Главное-то оно главное, да только это еще не все. Ломчетов не хуже других обстановку понимает, а вывод у него противоположный нашему... Не люблю, когда говорят: война без жертв не бывает. Кто же этого не знает? Зачем талдычить? Иной людей ни за грош уложит и спокоен: без жертв не бывает, для Родины ничего не жалеем... А жертва жертве рознь. Вот в чем суть...
Не впервой я наблюдал, как командир, получивший большую власть, начинает ломать голову над тем, что прежде представлялось совершенно ясным. В нем пробуждалась тревога за людей, идущих по его приказу на смерть.
К утру подтянулся артиллерийский полк и своим огнем дружно поддержал атаки танков и пехотинцев. Но и на этот раз кольцо прорвать не удалось. Немцы подбросили свежие силы, хотя значительную часть их вынуждены были использовать на отрывке новых траншей и отсечных позиций.
В тринадцать часов получили по радио короткое донесение от Орехова: "Голомзик прибыл. Огурцы на исходе. Питание для раций кончается".
Ломчетов уехал на КП Ватутина и не возвращался. Видимо, Военный совет фронта отклонил его доводы. Но то ли благодаря докладу Ломчетова, то ли в ответ на наши просьбы, над Бердичевом появились бомбардировщики. Огибая площадь, занятую батальонами Орехова и Карабанова, они сбрасывали бомбы на передний край немецкой обороны, на свежевырытые траншеи, на огневые позиции. В вечернем донесении Орехов благодарил летчиков.
Гетман усилил бригаду Гусаковского двадцатью танками, и атаки возобновились с новой яростью.
Мы понимали, во что обходится Орехову каждый час осады, представляли себе темный подвал под хлебозаводом, подбитые, но не сдающиеся танки, в которых уцелело по одному-два человека.
От осажденных пришла странная радиограмма: "Атакуют сверху". Попросили повторить, Орехов снова сообщил: "Атакуют сверху".
Все эти дни немецкая авиация не появлялась над Бердичевом, не было ее и сейчас. Что же значит "атакуют сверху"
Гусаковский молчал, уставившись на серый ящик рации словно она могла ответить на наш недоуменный вопрос. Те ребил редкие волосы, мял пальцами мясистую нижнюю губу.
- Кажется, догадываюсь. Их немцы с земли взять не могут. Решили пустить автоматчиков по крышам. В райое хлебозавода есть высокие здания. Вот и пользуются. Я
- Чем можем помочь Орехову? - спросил я.
- Ничем... Ровным счетом ничем...
Гусаковский вышел и с силой закрыл за собой дверью
Наша артиллерия дала огневой налет по переднему краю немцев. В это время рация заработала на прием. Орехов просил огонь на себя. Все, кто был в штабной машине, понимали, что это значит.
Я приказал ударить шрапнелью по квадрату 13-85.
Радиостанция снова перешла на прием. Но Орехов молчал.
Я посмотрел на часы. С минуты на минуту должна была подойти стрелковая дивизия, переброшенная сюда по приказу Ватутина. Надо было встретить пехоту, помочь ей подготовиться к завтрашнему наступлению.
Лишь поздно вечером я вернулся в штабную летучку:
Начальник штаба, не дожидаясь расспросов, доложил:
- От Орехова никаких известий. Вызываем каждые полчаса.
- Вызывайте каждые пятнадцать минут... :
Ночью в город отправились разведчики, чтобы выяснить судьбу окруженной группы. Но наскочили на засаду. На другом участке удалось захватить "языка". Это был смертельно испуганный пожилой немец, который ничего толком не знал и подобострастно повторял вопросы переводчика.
- Есть в городе русские солдаты?
- О да, есть.
- Они сражаются?
- О да, сражаются.
- Они погибли?
- О да, погибли.
- Когда они погибли?
- Давно погибли...
За всю ночь мы ничего не узнали об окруженной группе. Но перед рассветом вернулся с передового наблюдательного пункта Гусаковский и сообщил:
- Вроде бы стреляют у хлебозавода. Поручиться трудно, однако похоже...
Авиация помогла нам взломать "затвердевшую" оборону немцев. В тесный прорыв, насквозь простреливаемый пулеметами, потекли танки с десантами на броне, побежали, падая и снова поднимаясь, стрелки. Миновав первую линию, атакующие разделились на два рукава. Один охватывал город с севера, другой продолжал движение на юго-запад, к площади у хлебозавода.
Немцы держались стойко, пока не почувствовали угрозу окружения. Страх перед "котлом" сковывал немецких солдат, заставляя порой бросать отлично оборудованные позиции.
