И. Петровский (ред.) - Почему Гитлер проиграл войну? Немецкий взгляд
Наиболее важная для будущей Югославии в политическом плане перестановка стрелок произошла 26 ноября 1942 года, когда в Бихаче собрался первый Национально-освободительный конгресс, преобразовавшийся в «Антифашистское вече народного освобождения Югославии» (АВНОЮ). На своей второй сессии в конце ноября 1943 года выступавшее как своего рода парламент АВНОЮ образовало «Национальный комитет освобождения Югославии» (НКОЮ) — аналог временного правительства. А 1 ноября 1944 года — через десять дней после взятия Белграда советскими войсками — Тито и д-р Иван Шубашич, занимавший с 17 мая 1944 года пост премьер-министра югославского эмигрантского правительства, заключили соглашение о будущем сотрудничестве и проведении после окончания войны выборов. Данное сближение отвечало замыслам как Черчилля, так и Сталина; а после образования — предусмотренного рекомендацией Ялтинской конференции — 8 марта 1945 года коалиционного правительства из представителей всех партий, в котором, правда, все ключевые министерства, за исключением министерства иностранных дел, заняли представители АВНОЮ, эмигрантское правительство потеряло всякое право на существование. Тито, ставший премьер-министром и одновременно министром обороны, располагал теперь весьма выгодной позицией. К этому добавилось еще и то, что король, хотя страна еще оставалась монархией, из эмиграции не вернулся.
11 ноября 1945 года состоялись предусмотренные упомянутым соглашением выборы — на основе единого списка, возглавляемого Народным фронтом, в котором доминировали коммунисты. И хотя сторонники оппозиции могли голосовать своим «нет», выдвигать встречных кандидатов они права не имели. В результате такой процедуры Народный фронт получил в Союзном вече свыше 90, а в Вече национальностей — около 87 процентов всех отданных голосов. Одновременно начались работы по подготовке новой конституции, в результате принятия которой 31 января 1946 года страна стала Федеративной Народной Республикой Югославией. Строго под началом центрального правительства в ней были объединены народные республики Сербия, Хорватия, Словения, Босния-Герцеговина, Черногория и Македония.
Тем самым превращение Югославии в страну народной демократии произошло — считая с мая 1945 года — менее чем за девять месяцев. Непосредственно с этим процессом были связаны земельная реформа в марте 1945 года, за которой в 1946 году последовало введение коллективного крестьянского хозяйствования, экспроприация так называемой вражеской собственности (как, скажем, коллаборационистов, военных преступников и граждан немецкой национальности, из которых к 1950 году были выдворены из страны около 270 000 человек), а также национализация частных хозяйственных предприятий. Но, кстати, уже в конце 1945 года стало ясно, что Тито собирается строить социализм специфическим югославским способом — быстрее и беспощаднее, нежели это было намечено Сталиным для государств Юго-Восточной Европы [45]. Подведение итогов Второй мировой войны в отношении Югославии было бы неполным без упоминания о 1 690 000 погибших, в том числе 1 280 000 гражданских лиц, о страданиях ее населения под пятой четырех оккупационных держав, об ужасах ведшейся всеми ее участниками с крайним ожесточением и нарушениями международного права партизанской борьбы, породившей самые жестокие репрессии по отношению к гражданскому населению и военнопленным [46] до и после мая 1945 года. Следует указать также на огромные разрушения и беспощадную эксплуатацию страны и ее людей [47]. Далее, это подведение итогов требует напомнить о возмездии и мести. Ведь «нигде фурор сведения счетов не бушевал в послевоенной Европе столь ужасно, как в Югославии», где его жертвой стали как минимум 100 000 человеческих жизней. Не в последнюю очередь надо вспомнить и об изгнаниях и их жертвах, которые были и здесь — точно так же, как в Венгрии, Румынии, Польше, Чехословакии и в бывших немецких областях восточнее Одера и Нейсе [48]. И нельзя забывать, что в рамках «окончательного решения» было уничтожено около 60 000 югославских евреев [49].
Из перспективы 1945 года дело выглядело так, будто бы это многонациональное государство удалось спаять воедино. Учитывая специфическую сербскую и хорватскую государственную традицию, многообразные взаимовкрапления трех вероисповеданий, межнациональное соперничество, различные социальные структуры и те раны, которые жители страны нанесли друг другу в 1941–1945 годах, эта послевоенная стабилизация представляла собой великое достижение. Правда, оглядываясь назад, испытываешь искушение предположить, что все это время между 1945 и 1980 годами (год смерти Тито) означало лишь передышку. После нее деструктивные силы вновь взяли верх, и эксперимент под названием «Югославия» следует считать провалившимся.
Создание «красного санитарного кордона», в котором нашла свое выражение гегемония Советского Союза в Восточной и Юго-Восточной Европе, несомненно, несло на себе — как и многие политические акции Кремля — империалистические черты [50]. Но политику Москвы нельзя рассматривать в отрыве от того факта, что в 1945 году СССР имел субстанциональные потери. Да, он был великой державой, той мировой державой, которая внесла решающий вклад в победу над Германией, пользовался международным признанием, принадлежал к числу основателей Организации Объединенных Наций и был одним из пяти постоянных членов Совета Безопасности, он вышел из мировой войны преисполненным гордости, но в то же время с тяжелейшими утратами.
Ни одной другой стране победа не обошлась так дорого, как Советскому Союзу. Итог войны для него — это людские потери, превысившие десять процентов его населения до войны: 20 600 000 убитых, в том числе почти 7 000 000 человек из числа гражданского населения, среди которых более 700 000 граждан еврейской национальности. А если исходить из демографического пробела, то потери СССР в 1941–1945 годах составили даже 40 000 000 человек. Были разрушены 1710 городов и 70 000 деревень. 25 000 000 человек потеряли жилье. Огромное количество советских граждан страдало от тяжелого недоедания. Условия жизни населения в целом были самыми что ни на есть убогими. Поправить тут что-то было трудно, потому что в сельском хозяйстве не хватало мужских рабочих рук, тракторов, машин и лошадей. Далее, надо иметь в виду, что пострадали тысячи и тысячи километров коммуникаций, в особенности столь важные для этой страны железные дороги.
И одновременно Москва находится в конфронтации с Соединенными Штатами Америки, которые, будучи атомной мировой державой, каковой СССР станет только в августе 1949 года, и победителем в глобальном стратегическом плане, доминируют в мировой политике. Поэтому при объективном рассмотрении некоторые из реакций и действий Кремля в период между 1945 и 1948 годами, которые в глазах современников, и в первую очередь американского руководства, должны были выглядеть как провокации, представляются в ретроспективе носящими сугубо оборонительный характер [51]. При этом, пожалуй, всем великим державам нельзя было до весны 1946 года отказать в желании мирно сосуществовать друг с другом. С другой стороны, можно реконструировать, как выдержанная в агрессивном духе внешняя политика Сталина прямо-таки неизбежно приносила контрпродуктивные плоды. И не чей-то произвол был тому виной, что Советский Союз остался в столь тяжелой для него послевоенной ситуации практически без сколько-нибудь значительной поддержки со стороны Запада [52].
Несколько утрируя, можно сказать, что в 1945 году обе ведущие мировые державы заняли исходные позиции на пути к разделу мира. Речь шла о таком развитии, на которое следует смотреть в контексте упомянутого выше дуализма и на котором, как представляется, сильно сказывался проявлявшийся с 1944 года недостаток способности каждой из сторон понять интересы друг друга.
Совершенно очевидно непонимание американским правительством наличествовавшей еще и в 1945 году как данность — геополитически обусловленной и потому подчиненной мыслям о зонах безопасности — стратегической концепции Советского Союза. В результате чего и возникло убеждение, что СССР встал на путь безудержного экспансионизма, который следует сдерживать ради сохранения свободолюбивой формы жизни. А то, что позволяет трактовать себя как защитный вал от воздействия могучих экономически и привлекательных в общественно-политическом отношении Соединенных Штатов, интерпретировалось по ту сторону Атлантики как создание глясиса, нацеленного на глобальную экспансию.
Не менее фатально проявляла себя наблюдавшаяся на советской стороне неспособность непредвзято анализировать систему американской капиталистической экономики. В идеологической зашоренности ее определяли там как империалистическую и антисоветскую по своей сути. И именно в малой готовности помогать СССР в восстановлении Кремль и усматривал в первую очередь подтверждение якобы агрессивного характера американского капитализма. В 1947 году размежевание фронтов дошло уже до того, что Москва отклонила помощь по линии плана Маршалла из опасения, что это приведет к размыванию ее господства в коммунистической Европе [53].
