П. Люкимсон - Царь Давид
Итак, Бог обещает Давиду, что, как бы ни складывалась последующая история евреев и человечества, его потомки благополучно пройдут через все катаклизмы и вовеки не утратят своего права на престол – даже если он будет ими временно потерян, рано или поздно кто-то из его потомков снова воссядет на троне. И, осознавая всю грандиозность этого обещания, Давид спешит к Ковчегу Завета, чтобы поблагодарить Всевышнего за проявленную к нему милость в свойственной ему возвышенно-поэтической манере:
"И пришел царь Давид, и сел пред Господом пред ковчегом и сказал: кто я, Владыко Господи, и что такое дом мой, чтобы Ты так вознес меня! И этого мало было еще в очах Твоих, Владыко Господи, и Ты говорил еще о будущем дома раба Твоего; обычно ли это для человека, Владыко Господи?! И что еще может сказать Тебе Давид? По слову Твоему и по сердцу Твоему совершил Ты все, открывая это великое рабу Твоему. Поэтому велик Ты, Господи Боже, и нет подобного Тебе, и нет Бога, кроме Тебя во всем, о чем слышали мы ушами своими…" (II Сам. 7:18-22).
* * *Талмуд утверждает, что Давид остался верен данному им обету: почти до самого конца жизни он уже не спал, или, точнее, спал, подобно лошадям, стоя (или, в крайнем случае, сидя, облокотившись на подушку), и не больше четверти часа подряд.
Около полуночи, когда на него наваливалась дрема, прохладный ветер с Иерусалимских гор врывался в окно, трогал струны висевшей рядом с царем арфы, и от ее звуков Давид вздрагивал и просыпался, чтобы затем уже до рассвета сочинять новые псалмы для хора левитов, либо изучать Закон Моисеев, либо упражняться с кем-нибудь из тридцати старых боевых товарищей в воинском искусстве.
А между тем на горизонте нежданно замаячила новая война.
Часть третья Корона и арфа
Глава первая Ветер войны
Все начиналось с кончины царя расположенного на восточном берегу Иордана Аммонитского царства, которого синодальный перевод Библии называет Наасом. Однако при таком произношении вновь утрачивается смысл этого имени, и потому стоит вспомнить, что в оригинальном тексте оно звучит как "Нахаш". А "нахаш" на иврите (да и, наверное, в бывшем крайне близким ивриту языке аммонитян) означает не что иное, как "змея". Таким образом, снова трудно сказать, имеем ли мы дело с именем или прозвищем. Вполне возможно, змея была олицетворением одного из богов Аммона, и это имя было принято давать монархам этой страны – ряд комментаторов утверждают, что скончавшегося царя полностью звали Нахаш Второй. Однако не исключено, что царь аммонитян был прозван так за свое коварство или, напротив, мудрость (хотя два этих качества, как известно, вполне могут сочетаться друг с другом).
Давид, в отличие от Саула, не только не воевал с Аммоном, но и поддерживал самые дружеские отношения с царем Наасом, испытывая искреннюю благодарность за то, что Наас предоставил в свое время убежище единственному из его братьев, сумевшему сбежать из Моава. Поэтому неудивительно, что, услышав о смерти Нааса, Давид направил в столицу Аммона Равву Аммонитскую (Раббат-Аммон) делегацию своих придворных. Своим посланникам Давид наказал, во-первых, чтобы заверить нового царя этой страны в своих самых мирных намерениях, а во-вторых, выразить ему соболезнования в связи со смертью отца:
"И было после этого, умер царь аммонитян, и стал царем вместо него сын его Ханун. И сказал Давид: окажу я милость Хануну, сыну Нахаша, как оказал милость отец его мне. И послал Давид слуг своих утешить его в горе по отцу его. И пришли слуги Давида в землю сынов Аммоновых" (II Сам. 10:1-2).
Однако в Равве израильтян встретили поначалу настороженно, а затем и вовсе враждебно. И это в целом понятно: после победы Давида над их соседями-моавитянами аммонитяне имели все основания опасаться, что в следующий боевой поход израильтяне отправятся именно на них. По одной из устных легенд, гости из Иерусалима сами были отчасти виноваты в том, что в них заподозрили не утешителей, а шпионов. Осматривая незнакомый им город, будучи профессиональными военными, они невольно начали сравнивать мощь стен Раввы со стенами моавитских и филистимских городов, во взятии которых им приходилось участвовать, и рассуждать, насколько столица аммонитян способна устоять при штурме. Эти разговоры были услышаны горожанами, поспешившими доложить о них во дворец, и последствия не заставили себя долго ждать:
"И сказали князья Аммонитские Хануну, господину своему: настолько ли уважает Давид отца твоего, на твой взгляд, что послал к тебе утешителей? Не для того ли, чтобы осмотреть этот город и разведать его и после разрушить его, прислал Давид своих слуг к тебе?" (II Сам. 10:3).
Выслушав эти речи, новый царь Моава Аннон (Ханун) поверил им, а поверив, пришел в ярость и решил бросить вызов Давиду в самой унизительной и оскорбительной форме, в какой только в то время это было возможно. Так как члены делегации Давида были одеты в соответствии со своей миссией не в боевые одежды, а в длинные платья (под которыми, естественно, не было нижнего белья, поскольку его тогда еще не изобрели), то Аннон велел срезать заднюю нижнюю половину этих платьев до пояса, а также обрить каждому из них половину бороды. "Хроникон" настаивает на том, что одежды израильтян были обрезаны "до паха" (I Хрон. 19:5), то есть что посланникам Давида обнажили не только ягодицы, но и гениталии.
Для того чтобы понять все значение этих действий Аннона, следует вспомнить, что с древности и по сей день на Ближнем Востоке борода считается символом мужского достоинства и свободы. Средневековые хроники рассказывают, что когда судьи в арабских странах спрашивали преступника, какое наказание тот предпочитает – отрезание носа или бритье бороды, большинство выбирали отрезание носа. Таким образом, обрив посланцам Давида одну половину их лица, Аннон нанес им, а вместе с ним и Давиду и всему народу, которых они представляли, страшное оскорбление. Ну, а то, что он срезал нижнюю часть их одежды, лишь многократно это оскорбление усиливало.
Сопровождаемые насмешками и улюлюканьем аммонитян, израильтяне покинули Равву. До конца дня они укрывались подальше от людских глаз в окрестной роще, а за ночь перешли Иордан и дошли до пограничного Иерихона и поспешили послать к царю гонца с подробным рассказом о случившемся.
Давид, прочитав письмо, тут же поспешил в Иерихон, чтобы выслушать всю историю из первых уст и утешить своих слуг, остававшихся для него прежде всего старыми боевыми товарищами.
"И сказал царь: оставайтесь в Иерихо, пока отрастут бороды ваши, а потом вернетесь" (II Сам. 10:5).
