Вячеслав Пальман - Кольцо Сатаны. Часть 1. За горами - за морями
— Там для нас ничего интересного нет, — сказал Сергей. — Что было подходящего, все разделал инвалидный лагерь. Свой огород… Теперь займемся правой стороной, вон той ложбиной, видишь?
— Да, там что-то проглядывает. Не болото ли?
Они налегке поднялись к вершине небольшой сопки и осмотрели ложбину. Довольно широкая, кажется, с ручейком по низу, ложбина имела пологие склоны, южный порос мелколесьем и стлаником, тут, несомненно, был свой микроклимат, некая прикрытость от холодных ветров и прямой нагрев от солнца.
Там они и поставили палатку, и в нетерпении, еще до темноты, успели посмотреть в нескольких местах — что же скрывается под слежавшимся слоем снега.
Радости первый шурф не доставил: толстый слой мха открылся им, ниже зеленел болотный глей, и только глубже полуметра начиналась глина с песком. Нет почвы, нет основы для создания огорода! Прискорбный факт.
Три дня они потратили на обход всего склона и всюду натыкались на толстый мох, на глей. Сергей не мог понять, как на таком месте оказались все признаки болота? О пашне и думать нечего. А вот для парников — такой склон исключительно хорош: защищен от ветра и хорошо обогревается.
— Если бы поблизости еще кусок для пашни! — мечтательно сказал Морозов. — Здесь устроить базу и парники, благо от трассы всего полкилометра, возить навоз со всех лагпунктов вдоль дороги. А поблизости где-нибудь в долине распахать гектаров сорок… Вот и отделение совхоза.
Еще два дня, вставши на самодельные лыжи, которые сохранились у Любимова, они ходили по широкой долине реки на противоположном склоне от знакомого Сергею лагеря. Река Дукча, не зажатая здесь сопками, оголенными лесозаготовителями, петляла из стороны в сторону, как ей хотелось. Вся плоская ее долина была изрезана старицами и протоками, уже теперь там поблескивала вода, выступившая под напором холода снизу и сверху. Какая же разгульная стихия предстанет здесь весной! Да и зимой, наверное, будут бесконечно рваться бугры наледей и течь, дымясь на морозе, холодные ручьи, чтобы замерзнуть и перегородить поток в новом месте.
Словом, ничего. подходящего. Вышло солнце, долина похорошела. Изыскатели спустились в поперечную долину, дно которой высоко подымалось наддукчанским. И переглянулись: вот оно, что требовалось! Инвалидный лагерь остался сбоку и позади, лес, правда, и здесь был вырублен, но склоны и дно долины даже на первый взгляд казались пригодными для распашки.
До позднего вечера они долбили шурфы и, наконец, убедились, что здесь почва, что долинка суха и хорошо освещена, что от трассы всего пять километров. Место ничуть не хуже, чем на Дальнем поле.
На другое утро палатка и оборудование были перенесены на это место. Началась съемка. На ватмане вырисовывалась поверхность, довольно ровная, с легким уклоном на юго-запад. Внизу петлял приток Дукчи, был он слабым и неопасным из-за высоких берегов в голубичных кустах. Порадовали и верховья долинки: они закруглялись, из-под снега выглядывали кисточки вейника: какой-никакой, но лужок. Можно распахать, а можно и обратить в сенокос.
Поднявшись на вершину травяного закругления, оба остановились и удивленно переглянулись. Перед ними лежало ровное озеро, покрытое поверх льда снегом, большое озеро, гектаров на пятьдесят. Пробив лунки, они определили глубину озера: всего от полуметра до двух метров.
— Водичка своя, неплохо, — сказал Бычков.
— А я о другом подумал, — задумчиво сказал Сергей. — Если его спустить, какая пашня получится! Ведь на дне слой ила, богатого пищей. И ровное… Обсохнет — вот и готовая пашня или сенокос, если посеять травы. Ни тебе раскорчевки, ни навоза — готовая пашня для пудовых кочанов капусты.
Бычков смотрел на него с понятным удивлением:
— Ну, ты даешь! Пока нигде, насколько я знаю, нет такого факта, когда спускают озеро, а на дне устраивают огород.
— Есть. У нас, на рязанской земле, когда в начале тридцатых пришел голод, так спускали воду из прудов и засевали. С неплановой площади продукция обложению не подлежала, вот и кормились неделю-другую всей деревней.
Перед рассветом нового дня они пошли к трассе, чтобы явиться в лагерь на обязательную отметку. Доехали, показались и, чтобы не попадаться на глаза оперчеку, убрались восвояси, благо питание получили сразу на десять дней.
Шли от трассы по своему следу, спешили, побаиваясь — не обокрали бы их палатку, но в эти места из инвалидного лагеря никто не доходил, поскольку весь лес давно был вырублен. Отдохнув, они с какой-то приподнятостью взялись за отбор почвенных проб, за съемку. Удача всегда окрыляет, тем более в таком неожиданном образе.
Алексей Бычков, улегшийся чуть раньше, вдруг поднялся и сказал:
— Слушай, тут близко есть навоз. Я вспомнил!
— Я тоже помню, — Сергей засмеялся. — В инвалидном. Но они и сами…
— Нет, в другом месте. Знаешь, когда мой этап прибыл, нас с теплохода снимали и волокли волоком, такие были никудышные: три дня не кормили, стояли: японцы задержали в проливе Лаперу-зы. Трюм закрыли, держали, пока не сняли запрет и не прошли чужие воды. Ну, мы и оголодали. Стаскивали в Нагаево — и на пересылку. Неделю кормили, на прииски таких не брали. Доходяги. И я с полусотней других оказался где-то вот здесь, на лесозаготовках. Дрова пилили для города. Там конюшня была на сто голов. Это же три с лишним года назад, сколько теперь там навоза — навалом! И до совхоза меньше сорока километров. Машины из тайги в город часто идут пустые, можно нагружать — и сюда. Или на Дук-чу. Только проверить надо, есть ли та лесозаготовка.
Морозов помолчал, потом грустно сказал:
— Что-то нам с тобой очень везет, Алеша. Даже страшно. Везение часто бедой отзывается.
— Ну, тоже страсти! Я тебе о деле, а ты в мистику. Впрочем, понимаю, у тебя же всего ничего до свободы, волнуешься. Ты спокойней, все будет ладно, отпустят и пинка в зад дадут, езжай, куда хочешь!
— Твоими бы устами, да мед…
Утром Морозов сказал:
— Поедем на эту лесозаготовку! Посмотрим, пощупаем, как говорят торгаши.
— Оберут нашу палатку соседи, они же голодные…
— Ты погляди на долину. Вся дымится от мороза. Разливы на наледях. Кто рискнет через воду? Ты знаешь, как взрываются бугры наледные. О-о! Как из пушки! Льдины во все стороны. Я видел. А с трассы воры тропу нашу не углядят, мы ее можем и засыпать.
Мороз за ночь окреп, приходилось вставать и подкладывать в печку каждый час, хотя вся палатка и была завалена снегом. Воду согрели еще потемну, позавтракали и потопали на трассу, закрывшись рукавицами, чтобы не обморозить лицо. Стояли долго, никто не сажал, потом нашелся добряк, притормозил, они тесно уселись в кабине, расщуровали печурку и сказали — докуда. Шофер как раз ехал туда за дровами, повезло.
