Михаил Пришвин - Дневники 1920-1922
Можно ли говорить женщине о Боге и Его заветах, если она только что убежала от мужа?
Жизнь сильнее!
И если люди, отчаявшись в общем деле, стали каждый врозь спасать свою жизнь, как теперь, — что же можно им говорить о заветах общежития — жизнь сильнее!
Пришлась она ему, как жир на сухой сапог.
26 Мая. Дни пошли майские, роскошно-равнодушные к нам. Соловей поет. Примериваюсь, прицеливаюсь, как бы начать свое стариковское ремесло, а никак не начнешь.
Политику мы переняли у женщин.
Чувствую и теперь в себе нераскрытую силу, как метеор, пролетающий в безвоздушном пространстве. Я не ищу, как слабые, оправдания мраку своей пролетающей души, но я ищу сопротивления, как метеор.
Людей нет? Неправда, все люди здесь, но их души летят во мраке, не светят другим, как метеоры не светят в безвоздушном пространстве.
27 Мая. Таинственно и внятно поет соловей, пока еще не померкли звезды, а как взялась заря, тут маленькая птичка так настойчиво твердит славу утру, что соловья и не слушаешь. Опять, как вчера в это время, по мостику — тук-тук-тук — два кота мчатся друг за другом, и топот их по сухой земле слышен далеко. Только раннее утро и тихо, потом стучат, гремят, ругаются, вечером пение с лодок: «Комиссар ты будешь с виду и подлец душой». Начинает фельдшер со стороны больницы, а потом мотив охватывает все озеро, и, пока не уснешь, все слышишь один мотив и одну фразу: «Ничего подобного!» Легион голосов повторяет: «Ничего подобного!»
Как давно мы «покорили» природу, загубили леса, распугали, разогнали, перебили птиц и зверей — куда все девалось! Только в ранние утренние часы еще можно подслушать жизнь ее. Как малое дитя, мы должны бы теперь оберегать ее, охранять. В эти часы можно понять то прекрасное, что осталось еще вне человека, а потом весь день бываешь свидетелем той природы непокоренной, которая осталась внутри человека. В природе нет того, что мы называем «зверское»: зверь в природе не судим, он может быть и хорош, и плох, как взглянется. Но убитый в природе, он как будто переселяется в душу человека, и тут только он становится тем «зверем», который действительно страшен и непокорим. Ты, человек, покоряешь природу и воспитываешь в себе небывалого зверя, имя которому Легион.
Разработать:
Замечаю, что самую прочную добрую минуту в жизни имеешь, когда собираешься с духом устранить что-нибудь мелкое, раздражающее, напр., вычистить комнату, особенно хорошо бывает, когда возьмешься, наконец, поучить детей. Люди порядка этим и существуют.
28 Мая. Вот когда настоящая густая зелень, вот когда роскошно и так мило, и так велик, сложен майский день, что описать его невозможно.
На солнце находят спеющую землянику. Скоро липа зацветет.
Легион — название покидаемой духом, низвергающейся, рассыпанной материи. Падая всей массой, Легион встречает на пути своем сопротивление в других организованных существах, обреченных на гибель, в единицах, противопоставленных падающей в бездну массе. Движение лавинного Легиона шумно, весело — сдвинутая материя возвращается назад в свою первозданную Косность. А сопротивление ей в духе мрачно, ужасно — в этом трагедия. Ужас нашего времени состоит в том, что имена духов, стремящихся поднять вперед с собою материю, даны падающему Легиону и, наоборот, Легионом называют сопротивление стремящегося вперед Духа.
30 Мая. Утро обмывалось теплым дождичком, солнце взошло и над лесом, только в одном месте, как дымом, туманилась низина: похоже, будто леший себе там баню топил.
Символ значит объединение, символизировать значит сводить к одному, но не одним умом по общим признакам, а посредством особой интуиции, дающей начало религиозно-художественному творчеству. Ум в этом деле играет роль простого работника, носящего кирпичи для здания (какой это хороший и самый возможно-свободный работник!). Так называемая чисто «интеллектуальная» работа без посвящения в начале сердца есть воровское творчество. Всякое истинное творчество было и будет всегда символично, и потребность в новейшее время выделить такое понятие явилась ввиду господства чисто интеллектуального (механического) творчества, напр., школы натуралистической и всеобщей фальсификации искусства и культуры.
2 Июня. Жара. Васильки встретились с ландышами.
4 Июня. В четверг и пятницу мы были на этнографической экскурсии в районе Пузынина. Залиняли петухи, убит <1 нрзб.> 1-й. На Кавказ за коровой.
Афанасьевы уезжают на Кавказ. Выхлопотали место для своей коровы и сами едут с ней как проводники.
6 Июня. Мишины именины. Наконец хлынул дождь и моросил целые сутки. Температура с +25 Р упала до — + 5 Р. И все как осенью.
Моя <1 нрзб.> разделится на два цикла: 1) Зимний и 2) Летний солнцевороты.
Разговаривали о прошлом и настоящем: вот важный момент, когда пришлось увериться, что на этом фронте еще хуже. Теперь мы установили, что стало лучше, народ одумался — это похоже на солнцеворот.
Москва летом 1919 г.
Профессор:
— С тех пор, как увидел я, что памятники чугунные и медные падают, как домики из карт, я пришел к выводу, что лучше делать их из гипса.
Настроение общества: будто ходишь босою ногой по битому стеклу.
Родные
Укоры совести, что не пишу родным, исчезли: писал, хотя насилуя себя, письма и не получил ответа. Теперь спокойно считаю всех мертвыми, и все они со мною мертвые лучше, чем живые. Ласточка вылетает из гнезда и видит вокруг себя все ласточек, хотя они и не были с ней в гнезде. Так и я встречаю везде родных под другими именами, и они все так же добры ко мне, как первоначальные родные. Сегодня мне снилось, будто я еду в снежных волнистых полях и за мною с длинными палками в руках идут и мать моя, и сестра, и Дуничка, и братья, а снежные суметы такие большие, что как в горах; я иду впереди и вижу высокий гребень субоя, мне легко перебраться через него, но вижу, что трудно для женщин, я им указываю правее, сам перехожу. Вот и железная дорога и поезд дожидается, вхожу в вагон, но где же мои родные? Или они вошли тем путем раньше меня, спрашиваю, ищу по вагонам — нет и нет! Как будто они исчезли в снегах, слились с голубыми тенями суметов. Я еду один и без шапки — где моя шапка? Осталась в снегах? Нет! я забыл ее, шел без шапки, еду без шапки один на гремящем поезде по засыпанной снегом России.
9 Июня. Вознесенье. К 14–27 Мая добавление: К. Леонтьев передает мысль Милля о том, что, истребляя последние убежища диких зверей в природе, мы иссушаем источники самых глубоких мыслей человека. (Нельзя осушать болота, из которых берут начало великие реки; нельзя истреблять заповедные уголки природы, потому что с ними таинственно связаны самые глубокие потоки человеческой мысли.)