Александра Толстая - ДОЧЬ
Почти все жители деревни приехали на станцию провожать эту семью. Все любили и уважали их. Многие приносили им, что могли, на дорогу: пяток яиц, кусочек сала, краюху хлеба; женщины плакали.
Хозяйство при Музее–усадьбе Ясная Поляна по распоряжению ВЦИКа должно было обратиться в показательное для крестьян, для туристов и для школы: с девятипольем, огородами, скотоводством и другими отраслями хозяйства. Весь доход должен был идти на содержание Музея–усадьбы.
Работа по всем отраслям постепенно налаживалась. Труднее всего было сохранить производственные мастерские–школы; почему–то правительство не давало на них средств. А между тем они были необходимы. Родители и ребята понимали, что, выучив мастерство, они легко найдут себе работу и хороший заработок. И они любили эту работу, увлекались ею; многие ученики приходили вечером и делали для своих родителей необходимые для них вещи: комоды, стулья, хорошие столы. Крестьяне ценили мастерские и посылали своих сыновей учиться мастерствам. Первые мастерские, устроенные нами в бывшем коровнике, не могли вместить всех желающих поступить в производственную школу, и трудно было отказывать в приеме ребятам, пришедшим издалека, иногда более 15 верст, горящим желанием учиться. Молча стояли они и смотрели, как работают другие ребята; и когда, после долгих просьб, им отказывали — они, понуря голову, иногда со слезами на глазах уходили.
Во многих избах на деревне жили ребята из дальних деревень. Крестьяне брали с них по два рубля в месяц за постой, В субботу ребята уходили домой и возвращались в воскресенье вечером с харчами на всю неделю — караваем черного хлеба.
В 1925 году мы получили разрешение занять большой дом в Телятеньках (три версты от Ясной Поляны), принадлежавший до революции В. Г. Черткову.
Здесь помещался сиротский дом губоно[84]. Я слышала о нем. Одна из учительниц несколько раз приходила ко мне и умоляла меня взять ее к нам, так как она больше не может работать в учреждении, где заведующий–коммунист растлевал девочек в доме; многие девочки 14–15 лет забеременели.
— А если бы вы только знали, — говорила она, дергая плечом, — хорошенькие такие девочки, молоденькие, совсем дети, и все, понимаете ли, все… с заведующим… Ах, какой он мерзавец! И никто не донесет. Может быть, вы что–нибудь можете сделать? Только меня не выдавайте, прошу вас…
Но учительница производила странное впечатление. Она вся нервно дергалась, говорила полушепотом и все время оглядывалась по сторонам; вытаращенные глаза ее выражали страх, как бывает у людей с манией преследования. Я тогда не верила ей.
Но через несколько месяцев я встретила новую заведующую сиротским домом, и мы разговорились с ней.
— Не знаю, что делать, — жаловалась она мне, — денег не дают и почему–то не позволяют девицам ходить на заработки. А почему так? Не понимаю. Некоторым уже лет по двадцати… И выписать нельзя… Ну, куда они пойдут? На улицу? На маленьких детей ассигнований совсем нету, а ведь им молоко надо.
— Я думала, у вас ребята старшего возраста?
— Ну да, старшего, но девицы–то мои почти все с приплодом. Хорошо еще, что некоторые алименты получают…
Я пришла в отчаяние, когда осмотрела опустевший телятеньский дом: мебель была поломана, окна разбиты, крыши проржавели и текли, стены покоробились, чердак был весь загажен. Ребятам холодно было зимой ходить на двор в уборную, и они устроили уборную на чердаке. Много надо, было исписать бумаг потратить сил и энергии, чтобы привести Телятеньки в порядок.
Сюда мы перевели первую ступень школы и мастерские.
Школа разрасталась.
ТРАВЛЯ
Артель нам теперь была не нужна, Сотрудники школы и музея были загружены работой, получали скромные жалованья, и всем нам некогда было заниматься сельскохозяйственной работой.
Да и желание прошло, центр хорошо относился ко мне и к нашей работе. Они, видимо, хотели создать в Ясной Поляне нечто вроде культурного центра, одного из тех, которые показываются туристам. И я им была нужна.
Местные власти не понимали этого. Для них мы были ненавистными буржуями. Они завидовали нам и жаждали нас уничтожить. Чем лучше шло наше дело, тем больше они злились. Чем меньше я с ними считалась, тем больше разгоралась их жажда меня придавить, унизить.
Как это всегда бывает, дело началось с пустяков.
Один из наших технических работников, безобидный тупой человек, обремененный большим семейством, заведовал складом и молочным хозяйством. Несколько раз, при проверке склада и молока, обнаруживалась недостача. Я сместила Толкача со склада и с тем же окладом назначила его сторожем музея.
Вскоре после этого в «Правде» появилась статья. В ней говорилось о том, что бывшая «графиня», окружив себя буржуазным элементом, окопалась в прекрасном уголке — Ясной Поляне. Буржуи эти, генералы и бывшие царские прислужники, живут по–прежнему, устраивают оргии с вином по ночам, заставляя сторожей музея прислуживать себе, не давая им спать до утра, и за это бросают им подачки с барского стола. Чтобы прикрыть все это безобразие, Толстая организовала артель, причем львиную долю продуктов с хозяйства получает она, бывшая графиня, и ее приспешни–ки, а служащие держатся впроголодь, В школе ведется религиозная пропаганда, революционные праздники не отмечаются.
Служащие переполошились. Всякая травля начинается именно так. За газетной статьей шли ревизии, придирки, и кончалось разгромом учреждения. И так и шло, все как по писаному. Сейнас же после статьи начались ревизии.
Казалось бы, губернскому Отделу народного образования и дела до нас не было, мы были подчинены центру, но ревизии одна за другой Шли не только ot губернских, но и от районных властей. Созывались бесчисленные учительские собрания. Чтобы уличить нас в неправильном ведений дела, губоно мобилизовал лучших своих инструкторов: проверялись тетради, отчеты, опрашивались ученики, учителя.
— Вы что изучаете, лес? — кричал инструктор на Серафиму Николаевну. — А позвольте спросить, при чем здесь у вас в отчете лягушка? А автомобиль?
— Я сейчас объясню вам, товарищ. Видите ли, мы с ребятами совершали прогулку в лес, — в волнении, вертя карандаш и пришептывая, говорила Коростылева, — видим, на дороге лежит мертвая лягушка. Ребята заинтересовались. Мы и рассмотрели ее. Господи! Неужели мы не имеем права рассматривать лягушку? — чуть не плакала Серафима Николаевна.
— Ну, а при чем тут автомобиль?
— Пошли дальше, видим, на дороге стоит автомобиль, испортился. Ну, как вы удержите ребят? Конечно, они все бросились к автомобилю. Шофер оказался очень любезным, он стал объяснять ребятам устройство автомобиля.
