Александр Гомельский - Центровые
— Я никогда не был жадным. Меня не интересовало, сколько очков я набрал, меня волновало только, сколько очков у моей команды. И также мыслили, а значит, и соответственно действовали те шесть–семь звезд, которые непременно были радом со мной на площадке. Мы бились за свою команду, мы считали ее турнирные очки. Я же еще могу сказать, что получал от результативного паса не меньше удовлетворения, чем от точного броска. Или: я ставлю заслон, а партнер увеличивает результат. Тоже было очень приятно. По–моему, нечто подобное исповедует и ваш Сабонис…
— Согласись, что такое мировоззрение для ведущих игроков профессионального клуба — редкость, абсолютно не характерно. Даже сейчас баскетболистов в первую очередь оценивают по их результативности, хотя это, безусловно, неверно. Что помогло вам, ребятам из «Бостон Селтикс», сделаться такими ревнителями командной чести, а не индивидуальной?
— Не что, а кто… Нас воспитал такими самый великий тренер Америки — и не только в баскетболе — Арнольд Ауэрбах. Это благодаря ему наши взгляды в корне отличались от общепринятых. Да, это был тренер… Мы любили его, и боялись, и даже ненавидели подчас, но большего авторитета для нас не существовало.
— Билл, я написал книгу о лучших баскетболистах–центровых, завершить которую и хотел беседой с тобой. Ты ведь играл против некоторых из них. Помнишь ли кого–нибудь из тех ребят?
— Очень хорошо помню Круминьша, которого, честно говоря, мы до начала олимпийского турнира опасались, поскольку были наслышаны о нем. Да и рост его впечатлял. Конечно, помню молодого Зубкова, который мне очень импонировал. Помню Петрова.
— А из сегодняшнего поколения наших центровых знаешь кого–нибудь? Что, можешь о них сказать? — Знаю многих. Приятно удивил еще в Монреале Ткаченко. И потом я не раз наблюдал за ним. Мощный — и при этом подвижный, координированный, пластичный при такой массе. Он и Сабонис — великолепные игроки. Должен заметить, что у вас всегда были классные центры. И в прежние годы, и особенно теперь. И все же мои современники из числа советских баскетболистов вряд ли могли претендовать на место в профессиональном клубе, все же играли они в другой баскетбол. А вот Ткаченко, Сабониса, я уверен, с удовольствием приняли бы в любую команду НБА. И насколько я знаю, такие предложения уже делались. Я же считаю, что им было бы полезно поиграть среди наших звезд. Выиграли бы от этого только вы — и сами ребята, и, вообще, ваш баскетбол…
— Что ты можешь сказать о сегодняшней сборной СССР?
— Честно говоря, я знаю эту команду не слишком хорошо. Все в том же турне мне приглянулись Хомичюс, Йовайша, Тихоненко. Но должен заметить, что только присутствие таких великих центровых, как те, которых я назвал, делает вашу сборную поистине великой командой..
— А ваши сборные?
— О, это очень неровные коллективы. Год на год не приходится. Обычно самая сильная подбирается к олимпиадам, послабее — к Универсиадам, а на чемпионаты мира едут далеко не лучшие. Нынешняя — не исключение. В ней нет ни одной потенциальной звезды. Может быть, Робинсон — и все. Но общий уровень баскетбола у нас так высок, а сильные баскетболисты появляются так часто (просто как грибы растут), что вам в Испании все равно будет очень нелегко… (Как в воду смотрел выдающийся атлет.)
— Вернемся к тебе, Билл. Кого ты боялся из центровых соперников?
— Никого и никогда. Но к каждому относился с большим вниманием и уважением. Постоянно думал, как играть с ними — тем же Чемберленом, Алсиндором, Уилтоном… Думал и дома, до матча, и уже на площадке.
— Билл, ты играл до 39 лет, пять раз признавался самым полезным игроком лиги, четырежды — лучшим на подборах, десять раз в составе «Бостон Селтикс» становился чемпионом НБА. А вот тренером проработал совсем недолго, хотя успехи команды продолжались: еще четыре победы были на вашем счету, пока ты был играющим наставником бостонского клуба. Почему же ты все–таки оставил тренерскую деятельность?
— Нет более тяжелой и неблагодарной профессии, нежели тренерская. Банальна истина: выигрывают игроки, проигрывает тренер. Придумана она не нами, но жива до сих пор и будет жить. Меня это не устраивало.
— Сначала ты повесил на гвоздь кеды, а затем и тренерский свисток. Не грустно, не скучно без активной работы в баскетболе?
— С 74‑го я работаю телекомментатором и по–прежнему нахожусь в гуще всех дел — в стране и в мире. Думаю, что мое понимание игры помогает ее развитию, популярности, а прежде всего повышению уровня культуры баскетбольного зрителя. Кстати, я — не исключение из правил. У нас всегда стараются привлекать к работе на телевидении, на радио лучших бывших тренеров и игроков. Так что считаю, что приношу пользу. Повторяю, тренерское дело — очень тяжелый кусок. Еще когда я был играющим тренером, я понял: надолго меня не хватит. Поэтому я просто поражаюсь твоему долголетию на этом нервном, стрессовом посту. И как ты так можешь?
— Знаешь, Билл, тренерство — моя жизнь, но тренерство — дурная привычка, от которой трудно, почти невозможно избавиться. Понимаю, что работаю на износ, но иначе не могу и другой жизни не представляю. Однако ведь и журналистика — не самая спокойная профессия…
— Да, но не тележурналистика, которая еще молода. Хотя стрессов и у нас хватает. Так что еще поживем. Тут ведь важно то, что теперь я отвечаю только за самого себя. А как тренер я отвечаю за всех и вся. И часто оказывался без вины виноватым. Честно тебе скажу, не хочется быть похожим на тебя только в одном: ведь сколько помню тебя, ты всегда был седым. Наверно, во многом это из–за твоей тренерской доли…
— Все так, Билл. И все же — останемся теми, кто мы есть и не будем гневаться на судьбу, на жизнь. Мы ведь сами выбрали свой путь. Так что пожелаю тебе, Билл, новых успехов в твоей важной работе и — до новых встреч.
— Спасибо, Алекс. А тебе желаю еще и еще приводить свои команды на пьедестал почета. Хотя ты и наш главный противник, но лично тебе я всегда желаю удачи и остаюсь твоим болельщиком…
