Хью Тревор-Роупер - Последние дни Гитлера. Тайна гибели вождя Третьего рейха. 1945
После обобщений следуют частности. Вторая часть политического завещания, так же как и первая, характерна изобилием негативных упреков и почти полным отсутствием положительных высказываний. «Перед моей смертью, – начинает Гитлер вторую часть, – я исключаю из партии бывшего рейхсмаршала Германа Геринга и лишаю его всех прав, коими он был наделен декретом от 29 июня 1941 года, а также моей речью в рейхстаге 1 сентября 1939 года. Вместо Геринга я назначаю гроссадмирала Дёница рейхспрезидентом и Верховным главнокомандующим вооруженными силами».
Теперь стало ясно, какой вопрос решался за закрытыми дверями кабинета Гитлера в бункере после того, как было получено известие об измене Гиммлера. Был наконец решен вопрос о передаче власти. Гитлера предали все: политики, армия и СС. Оставалась одна надежда – верный моряк. Военно-морской флот – пусть даже его операции были не столь зрелищными – был всегда на сто процентов нацистским. «Пусть в будущем делом чести офицеров германской армии, как это уже стало для офицеров военно-морского флота…» В этой фразе Гитлер нашел решение проблемы, которая до того момента казалась неразрешимой.
Следующий абзац по своей форме напоминает предыдущий. Он касается других высокопоставленных предателей. «Перед моей смертью я исключаю из партии и лишаю всех должностей бывшего рейхсфюрера СС и рейхсминистра внутренних дел Генриха Гиммлера. Вместо него я назначаю рейхсфюрером и шефом германской полиции гаулейтера Карла Ханке, а рейхсминистром внутренних дел – гаулейтера Пауля Гислера».
«Геринг и Гиммлер проведенными без моего ведома или одобрения переговорами с врагом, а также незаконными попытками захватить власть в государстве (не говоря уже об их измене лично мне), нанесли непоправимый ущерб всей стране и ее народу».
Сместив с постов предателей и назначив себе и им преемников, Гитлер затем продиктовал состав будущего правительства. «Для того чтобы немецкий народ мог иметь правительство честных людей, которые всеми средствами продолжат войну», Гитлер узурпировал права своего преемника и назначил девятнадцать министров. Помимо Дёница, который должен был стать рейхспрезидентом, Верховным главнокомандующим вооруженными силами, военным министром и командующим военно-морским флотом, в правительство были назначены и другие, весьма колоритные фигуры: Геббельс – как рейхсканцлер, Борман – как заместитель по партии и Зейсс-Инкварт, австрийский квислинг и угнетатель Голландии, – как министр иностранных дел. Таким образом, Риббентроп, этот второй Бисмарк, был наконец отстранен от должности, которую он так долго и так бездарно отправлял. Обойденным оказался и Альберт Шпеер. На посту министра вооружений его сменил его заместитель Заур. В конце была явлена некая милость к заблудшему Вениамину гитлеровского двора; его отступничество не было оглашено, и смещен он был без гнева, но с болью. Генерал-фельдмаршал Шернер, чья до сих пор не разгромленная армия обороняла Богемию, был назначен командующим сухопутными силами. Из всего прежнего правительства в новое перешел только один человек – министр финансов граф Шверин фон Крозиг. В годину этого страшного кризиса он мог вслед за аббатом Сийесом сказать: «J’ai survécu»[215].
Покончив с завещанием, Гитлер продиктовал распоряжения новому правительству. Несмотря на то что некоторые члены будущего правительства – такие как Борман и Геббельс – присоединились к Гитлеру в бункере по собственной воле и собирались, оставшись с ним до конца, и погибнуть вместе с ним, они должны были подчиниться приказу, покинуть Берлин и выжить, для того чтобы и дальше осуществлять нацистское руководство, вести нацистскую войну и распространять нацистский миф. Наконец (именно так заканчивается этот странный документ), они (правители) должны «превыше всего исполнять расовые законы во всей их строгости и беспощадно противостоять угнетателю всех народов международному еврейству».
Личное завещание Гитлера намного короче этого исторического документа. Это завещание не революционного гения, не ангела разрушения, а австрийского мелкого буржуа, хозяина живописного дома в Оберзальцберге и мужа Евы Браун. В завещании объяснены причины брака, даны распоряжения относительно имущества и объявлено о решении добровольно уйти из жизни.
«В годы моей борьбы я был убежден, что не могу взять на себя ответственность брака, но теперь, в конце жизни, я решил взять в жены женщину, которая после многих лет верной дружбы явилась по собственной доброй воле в этот осажденный город, чтобы разделить в нем мою судьбу. Она, как моя жена, по собственному желанию разделит со мной и мою смерть. Это будет нам вознаграждением за все, чем мы пожертвовали вследствие моего труда на благо народа.
Мое имущество, если оно вообще представляет какую-либо ценность, я завещаю партии или, если она перестанет существовать, государству. Если же и оно погибнет, то нет нужды делать какие-либо распоряжения.
Картины, которые я покупал в течение многих лет, никогда не предназначались для частной коллекции, но единственно для учреждения картинной галереи в моем родном городе – Линце на Дунае.
Мое самое сокровенное желание – это то, чтобы мои распоряжения были в точности исполнены.
Моим душеприказчиком я назначаю моего верного партийного товарища Мартина Бормана. Ему предоставляется юридически подтвержденное право принимать решения по данному завещанию. Я разрешаю ему передать моим родственникам все, что поможет сохранить память обо мне и вести им достойный мелкобуржуазный образ жизни[216]. В частности, это касается матери моей жены и моих верных сотрудников обоего пола, хорошо известных Мартину Борману. Первой я хочу назвать моего бывшего секретаря фрау Винтер и других, кто много лет помогал мне своей работой.
Моя жена и я выбрали смерть, чтобы не испытать позора свержения и капитуляции. Наши тела должны быть немедленно после нашей смерти сожжены на том месте, где я двенадцать лет трудился на благо моего народа»[217].
В четыре часа утра оба документа были готовы к подписанию. Было изготовлено три копии, ибо доставка их по нужным адресам была сопряжена с вполне понятными трудностями, а такие важные документы надо было непременно сохранить для потомства. После того как Гитлер подписал документы, его подпись на политическом завещании засвидетельствовали Геббельс, Борман, Кребс и Бургдорф. Подпись фюрера под личным завещанием засвидетельствовали Геббельс, Борман и полковник Николаус фон Белов, военно-воздушный адъютант Гитлера, бывший в течение восьми лет членом его ближайшего окружения.
