Хьюи Ньютон - Революционное самоубийство
На 27 октября у меня было назначено выступление на форуме «Будущее движения за освобождение негров». Форум финансировался Союзом чернокожих студентов из Сан-францисского колледжа. Просьбы выступить на форуме приходили к нам уже с конца лета. Выступление в Сакраменто принесло нам большую известность, благодаря чему несколько инициативных групп из разных колледжей просили нас подробнее рассказать о нашем подходе к проблемам чернокожих. Им было бы также интересно услышать объяснение причин, по которым мы выступали против спонтанных возмущений в негритянских общинах, и узнать наше отношение к недавним беспорядкам в Ньюарке и Детройте. Бобби сидел в тюрьме, и выступать приходилось мне. Я старался удовлетворить как можно больше присланных заявок, несмотря на то, что у меня не очень хорошо получается выступать перед большой аудиторией, к тому же я делаю это без особого удовольствия. Больше всего меня интересуют умозрительные и теоретические идеи, но в них недостает огня, чтобы держать внимание аудитории. И все-таки я поехал в Сан-Франциско, потому что очень хотел расширить наши контакты с чернокожими студентами Сан-францисского колледжа. В тот день вместе со мной выступал доктор Хэрри Эдвардс, профессор из колледжа Сан-Хосе. Он был организатором бойкота чернокожих спортсменов на Олимпийских играх.
Этот форум был особенно многообещающим, поскольку предоставлял возможность для активной дискуссии с людьми, которые не соглашались с моими идеями. (Это был 1967 год. Недавно закончилось убийственное лето, одно из самых долгих и жарких за всю американскую историю. Студенческое сознание находилось на небывало высоком уровне.) Я говорил о необходимости для негров добиться контроля над социально-политическими институтами в их общинах с конечной перспективой превращения их в кооперативы. Я также упомянул о каждодневной работе с другими этническими группами, для того чтобы совместными усилиями изменить систему. После завершения моего выступления началось обсуждение. Почти все вопросы и критические замечания студентов были направлены на готовность «Черных пантер» сотрудничать с белыми. Наша партия настаивала на том, что это сотрудничество вполне возможно, пока мы контролируем все программы. Но студенты ни за что не соглашались работать вместе с группами белых, да и вообще с любыми другими этническими группами. Такая точка зрения была мне понятна, но в ней отражалась неспособность чернокожих студентов увидеть предел наших сил. Нам были нужны союзники, и мы считали, что ради союза с белой молодежью — студентами и рабочими — стоило рискнуть.
Я указал на то, что многие молодые белые ребята внезапно открыли для себя окружавшую их фальшь и лицемерие. Их отцы, их предки писали и громко говорили о братстве и демократии, хотя в действительности в Америке царили страсть к наживе, империализм и расизм. Пока они рассуждали о правах человека и равенстве этих прав для всех людей, пока превозносили «свободное предпринимательство», «систему прибыли», «индивидуализм» и «здоровую конкуренцию», на самом деле они грабили весь мир и поработили негров в Америке. У белой молодежи словно пелена с глаз упала, и теперь они пытаются добиться перемен через традиционную работу с электоратом. Но реальность, как правило, не прислушивается к идеалистическим идеям. Эти белые юноши и девушки вдруг узнали то, что негры знают от рождения, — что военно-промышленный комплекс практически непобедим и именно на его основе было создано полицейское государство, которое лишает идеализм возможности что-нибудь изменить. Осознание этого факта вызвало у них глубокое разочарование в собственных родителях и подорвало доверие к властным структурам Америки. Разочаровавшись, они стали идентифицировать себя с угнетенными людьми всего мира.
Когда «Черные пантеры» заметили эту тенденцию, мы поняли, что недовольство белой молодежи можно использовать для нашего дела. Через несколько лет молодежь будет составлять почти половину населения в Америке. Если мы наладил прочный и значимый союз с белой молодежью, она поддержит наши цели и нашу работу против Истэблишмента.
Везде, где я выступал в 1967 году, чернокожие студенты здорово критиковали меня за такую позицию. Вместе с тем немногие были способны высказать объективные аргументы в пользу их критики. Их реакция была, скорее, эмоциональная: все белые считались злом во плоти, и с ними не хотели иметь никаких дел. Я был согласен с тем, что некоторые белые действительно способны быть настоящими дьяволами, но я также отвечал, что мы не можем относиться так ко всему человечеству. Для нас гораздо важнее было использовать ситуацию в свою пользу. На эти вопросы нельзя дать ответ сразу, в один день, и даже за десять лет вряд ли удастся. Так что снова и снова мы со студентами спорили часами и так ни к чему не приходили. То, что мы говорили друг другу, пролетало мимо наших ушей. Между нами плотной стеной стоял расизм. Под гнетом расизма прошла вся жизнь этих студентов. И рациональный анализ пал жертвой. Когда я уезжал из Сан-Франциско после встречи со студентами колледжа, я размышлял о том, что многие из студентов, которые, как от них ожидалось, учились анализировать явления и проникать в их суть, на самом деле попались в ту же ловушку, что пленники из платоновского мифа о пещере. Хотя они уже учились в колледже, их до сих пор держала в плену эксплуатация и расизм, которым негры подвергались в течение столетий. Образование в колледже было далеко от того, чтобы подготовить их к встрече с реальностью, в колледже их разум по-прежнему оставался закован в цепи. В тот день я с особенной остротой ощутил, что партия должна будет взяться за дополнительную разработку пункта пятого в нашей программе, чтобы поставить себе целью обеспечить настоящее образование для нашего народа.
Я вернулся домой примерно в полседьмого вечера, и меня уже ждал отличный обед с моей семьей — кукурузный хлеб и овощи с горчицей. Ужин подарил всем ощущение счастья. Мы обсуждали студентов, занятую ими позицию и трудности, с которыми придется столкнуться, чтобы достучаться до них. Это был наш последний семейный обед на последующие тридцать пять месяцев. Но у меня не было никаких предчувствий на этот счет, и я спокойно ушел из дома и пешком отправился к Ла-Верне. Друзья, ездившие со мной в Сан-Франциско, забрали машину после того, как подбросили меня домой. Пока я шел к своей девушке, я думал о том, как мы проведем вечер, а также о том, что я теперь могу делать с учетом того, что я не должен больше никому и ни в чем отчитываться. Меня ждало разочарование: придя домой к девушке, я обнаружил, что она приболела и потому ей не хотелось пойти со мной куда-нибудь. Хотя я хотел остаться с ней, она настояла на том, чтобы я взял ее машину и поехал отпраздновать важный для меня день. Она знала, насколько важно для меня окончание срока надзора. Уже был поздний вечер, где-то около десяти, так что я решил посетить несколько своих любимых местечек.
![Юджин О'Нил - Хьюи[Hughie]](/uploads/posts/books/255087/255087.jpg)
