Григорий Грум-Гржимайло - По ступеням «Божьего трона»
Мы начали свой трудный подъем на Буйлук.
Не вовремя налетевшая туча прошла. Небо очистилось, и солнце ослепительно заблистало на белой поверхности гор. И в природе и у нас на душе стало вдруг как-то радостно: чувствовалось, что беда миновала. Мы стали даже шутить и тут только уже спохватились, что сильно продрогли. Я на ходу посмотрел на термометр – 11° ниже нуля!
– До перевала еще далеко?
– Нет, близехонько…
Но мы шли еще целый час. Снегу здесь уже не было. Гора смерзшейся желтой и черной гальки, прорванной только в двух-трех местах выходами метаморфических сланцев, – вот что такое Буйлук.
С перевала хотя и открывается обширнейший горизонт, но смотреть было решительно не на что: в непосредственной близи только снег, да из-под него торчащие скалы, а на краях горизонта фиолетовые гребни хребтов и отрогов.
Спускаться было легко. Мы и не заметили, как вышли в узкую котловину, обставленную всюду горами, кольцо которых прерывалось только в одном месте рекой. Сперва мы было и направились в эту сторону, но вдруг Сарымсак спохватился:
– Нет, не сюда…
Мы повернули назад, завернули за какую-то щель и остановились: громадные массы снега загораживали дорогу.
Сарымсак сдал заводных лошадей казаку и поскакал назад в котловину. Полчаса спустя мы заметили его на скале: он усиленно махал нам руками.
– Вот что, таксыр, – говорил он, силясь казаться покойным, – сколько раз ни ходил я этой дорогой, но такого снега в боковых ущельях совсем не припомню. А между тем сворот на Кичик-даван приходится именно на одно из этих ущелий… Рассмотрите же их: все как один! Снег не только замел все следы нашей дороги, но и скрыл все приметы, по которым только и возможно было угадать направление.
– И ты решительно отказываешься вести нас вперед?
– Я боюсь ошибиться…
– Тогда надо назад…
Но Сарымсак указал мне на небо: солнце успело уже сделать более половины своего дневного пути и теперь ежеминутно готовилось погрузиться в надвигавшиеся с запада густые черные тучи.
– Поздно!.. Буран…
– Да, но ведь и эта яма нас от бурана не спасет, а там, на перевале, все-таки снега поменьше… Если же доберемся до Бай-ян-хэ, то там хоть в лесу приютимся!..
С этим последним доводом спутники мои согласились, и мы повернули назад своих лошадей.
– Чу?!.. Благовест! Неужели ишакчи?
– Ишакчи! Ишакчи!..
Мы обрадовались им, как своим избавителям. Сразу воскресла надежда, и не напрасно: турфанцы указали нам Кичик-даванскую щель.
– Аман! Аман! – Мы расстались вторично и, как нам теперь думалось, навсегда. Но судьба сулила иначе. Три недели спустя ишакчи нас разыскали и просили помочь умиравшему их товарищу. Но ему могла теперь помочь одна только смерть… Это был почти уже труп с совсем обезображенными конечностями…
– Что это?! Что случилось? Как дошел он до такого ужасного состояния?
– А ты помнишь, господин, как мы тогда с вами расстались? Его осел не пошел, он остался там ночевать и замерз…
* * *Опять снега. Опять буран. Опять подъем и, наконец, спуск в ущелье, которое должно было вывести нас сначала в долину р. Керичин, а потом и к турфанскому поселку Кок-яф.
Солнце садилось. Но, к счастью, мы успели далеко за собой оставить снега, а тут уже нас гостеприимно приветствовал теплый воздух низин. Мы вздохнули свободнее.
– А далеко ли, Сарымсак, до Кок-яра?
– Да километров тридцать осталось…
– Как тридцать километров? Да ведь солнце уже закатилось!
– Закатилось…
Положение наше становилось трагическим.
– Послушай, Сарымсак! Да нельзя ли где-нибудь остановиться поближе… Ведь мы часов пятнадцать не ели…
– А что будем есть?
Я вспомнил, что с нами, действительно, не было решительно ничего, кроме чая и сахара, так как рассчитывали ночевать не в степи, а в селении.
– Ну, чай вскипятим, по куску хлеба найдется, а лошади, по крайней мере, отдохнут и пощиплют травы.
– Здесь «харюза»[79]. И травы, годной для корма скота, не растет. Здесь все сеяное, все покупное. Первое же селение и будет Кок-яр…
Мы спускались все ниже. Ночь. На небе ни облачка, и луна прекрасно освещает наш путь. Густые тени; неверное, фантастическое освещение скал, непомерно высокими и зубчатыми стенами стоящих по обе стороны от дороги; наконец, мягкий грунт этой дороги и, главное, необыкновенная тишь в воздухе – все это на время мирит нас с перспективой еще тридцатикилометровой езды… Желая, однако, сократить время, мы гоним лошадей рысью и то ныряем в густую тень, то снова выскакиваем на освещенную луною площадку. Ущелье становится у́же. Мы объезжаем какой-то каменный вал. «Морена!» – мелькнуло у меня в голове, но Сарымсак сообщает, что это остатки китайского укрепления. Мы минуем его. Ущелье снова расширяется, и горы мельчают. Впереди ясно обозначилась необъятная даль. Но мы почему-то сворачиваем на запад.
– Это куда?
– К Керичину.
Но Керичин не показывается. Ущелье опять то ширится, то снова суживается, и так без конца.
– Сарымсак, далеко ли еще?
– Не далеко.
Еще прибавили ходу, но впереди все те же картины.
– Далеко ли?
– Не знаю…
Наконец, мы въехали, как нам показалось, в ворота. Это точно природный туннель. Совершенная темень… И вдруг в этой темени мелькнули огни, послышались голоса, зашумела вода…
– Кок-яр?
– Керичин…
– А кто эти люди?
– Такие же проезжие, как и мы.
Сарымсак подъехал к этим проезжим.
– У них, таксыр, с собой нет ничего: ни хлеба, ни фуража. Надо ехать вперед. Кок-яр уже близко. Нет пяти километров.
Мы переехали реку, миновали рощу туграков и полезли на какую-то гору.
– Сарымсак, куда же мы лезем?
– Кок-яр за этой горой.
Луна светит по-прежнему. Легко догадаться, что мы едем грядой, отличной от осевого Тянь-Шаня, но ему параллельной: там метаморфические породы, здесь же глина, конгломераты, песчаники; но как там, так и здесь совершенное бесплодие, даже больше: там хоть изредка мелькала полынь, чий, кусты караганы, может быть, другие растения; здесь же, кроме Eurotia ceratoides, ничего. Лошади тянулись к этому полукустарнику, но потом отворачивались гадливо. Становилось их до невозможности жаль.
Но зачем-нибудь горы эти да посещались людьми, и, вероятно, вовсе нередко, судя по значительному количеству колесных путей и конных тропинок. Сарымсак вспомнил, что встречал здесь не раз ишакчей, везших каменный уголь. Но теперь нам было решительно не до угля. Мы уже сбились с дороги и меняем одну тропу на другую.
Мы спустились с горы: перед нами безграничная каменистая степь – «харюза». Мы твердо верим, что стоит нам ею проехать всего каких-нибудь километра два и перед нами блеснут в овраге воды Кок-яра. Но взамен оврага мы наткнулись на горы.