Норман Оллестад - Без ума от шторма, или Как мой суровый, дикий и восхитительно непредсказуемый отец учил меня жизни
Мы почти добрались до защищенного от ветра оврага. Насколько я помнил, снег там был мягкий, и, несмотря на крутизну склона, Ноа сможет легко выполнять повороты. Когда мы преодолели последние пять метров и приблизились к бровке оврага, который изгибался вниз, словно переливающаяся за кромку водопада струя воды, снег внезапно сменился льдом. Лыжи Ноа заходили ходуном, и ему стало гораздо труднее подниматься. Желая приободрить его, я посоветовал ему буравить лед кантами. Но у него от страха дрожали ноги. Ноа расплакался. Я встал прямо под ним и начал уговаривать его двинуться к бровке. «Я поймаю тебя, – сказал я. – Ты только попробуй». Он неохотно согнул колени и развернул лыжи под углом к склону. Мы вместе устремились к бровке.
Ноа затормозил у самой кромки и посмотрел вниз, в овраг. Он оказался круче, чем мне помнилось, но на самом его дне снег действительно был мягкий.
– Даже не думай, пап, – сказал Ноа, – я просто не
могу.
– Конечно, можешь! – ответил я. – Видишь, какой там мягкий снег? С твоей великолепной техникой удержаться на этом склоне – раз плюнуть. Проще, чем на льду.
– Зря ты притащил меня сюда, – был ответ.
– Как бы там ни было, мы уже тут, – заметил я.
Я отлично представлял, что чувствует Ноа, замерший у кромки оврага. Я и сам бывал в подобных ситуациях в его возрасте и понимал, что он не хочет страха, не хочет напрягать свое тело, даже если потом это все окупится сторицей. Ему хочется получать удовольствие без усилий.
В этот момент ярко проявилась сущность того же конфликта, какой был и у меня с отцом. Там, на дне, нас ждал свежий, нетронутый снег – маленькое сокровище, защищенное от солнца и ветра стенками оврага. Мягкий снежок позволит Ноа в полной мере ощутить ускорение свободного полета, влекущего его вниз по крутой дуге. Это ощущение не испытаешь больше нигде – только на свежем снегу. Ноа поймет, каково это: опираясь на тонкий кант, нестись вниз под воздействием самой мощной из всех сил – земного тяготения, и запомнит это состояние как проявление высшей свободы. Я уж не говорю об ощущении всемогущества, которое последует за спуском. Но чтобы поймать острый момент, он должен преодолеть страх, пугающую кромку и жесткую боковую стенку. Если я не вмешаюсь, могут пройти годы, пока Ноа самостоятельно справится со своим страхом. Моему отцу, а порой и мне самому, обидно было терять столько времени – парнишка должен испытать кайф сейчас, немедленно!
– Я застрял, – пожаловался Ноа. – Это полный отстой!
Я подумал, что мог бы отнести его вниз на руках. Но тут отцовские гены взяли верх, и он словно заговорил за меня:
– Ноа, у тебя все получится! Ты же у нас везунчик!
Продолжая свою линию, я устремился в овраг. Спуск был крутой, и пока я летел к мягкому снегу, лыжи так и швыряло от одной обледеневшей стенки к другой, словно я проходил сквозь строй вооруженных дубинками солдат. Теперь Ноа предстояло проделать то же самое.
Во мне зашевелилось сомнение: я почувствовал, что переступил черту и стал заложником собственной эгоистичной драмы. С другой стороны, ситуация оставалась под контролем: если Ноа вдруг кувыркнется в овраг, я тут же поймаю его. К тому же там, куда он приземлится, снег совсем мягкий. Я решил действовать по плану и ждал, когда мальчик сдвинется с места.
План провалился. Ноа зашелся в истерике.
Я смотрел на него со дна оврага и думал, что мог бы подняться лесенкой по крутой обледенелой стенке и прийти ему на помощь.
– И что мне делать? – крикнул Ноа.
– Либо ты спускаешься по льду вдоль бровки оврага, либо едешь по мягкому, пушистому снегу здесь внизу, – сказал я. – Выбирать тебе.
Я сделал вид, что у него и вправду есть выбор.
Его маленькая головенка повернулась сначала налево, потом направо, и внезапно он смело и решительно переехал за кромку. Пригибаясь, Ноа спускался по обледеневшей стенке и дрожал всем телом. Как только лыжи уперлись в мягкий снег, он мгновенно расслабился.
– Так держать, Оллестад! – сказал я, когда Ноа перемахнул через линию спада, собираясь с духом для такого страшного первого поворота.
Он переместил вес, зафиксировал лыжи и плечи в нужном направлении и выполнил великолепный поворот. А за ним еще один! Ноа приходилось буквально прижиматься к склону – такой он был крутой. Но если мальчик упадет, мягкий снег бережно удержит его и замедлит скольжение, и я успею поймать сына.
Я крикнул ему, чтобы тормозил у кромки леса. Но он не обратил на мой окрик никакого внимания и растворился среди деревьев ниже по склону. Я увидел его уже у подъемника и покатил наверх, ожидая вспышки гнева. Может, спуск не произвел на Ноа того волшебного действия, на которое я рассчитывал. Может, для него это была мука мученическая.
– Ты что так долго? – спросил Ноа, весь сияя от удовольствия.
– Спуск очень крутой, – сказал я.
– Зато снег отличный, – отозвался он.
Мы загрузились в подъемник под номером девять – из этого отдаленного уголка лыжного курорта уехать больше было не на чем. По пути наверх мы оба молчали. Ноа положил голову мне на плечо. Я чувствовал, что зашел слишком далеко и нам обоим крупно повезло, что все обошлось благополучно. Но при этом понимал и другое: мой сын только что нашел неведомый прежде источник уверенности в себе, который отныне будет подпитывать его в самых разных жизненных сферах. Уверен, существуют более мягкие способы достичь той же цели, но я их не знаю и по-прежнему пытаюсь найти баланс между свободой воли и принуждением.
Мы подъезжали к вершине подъемника. Ноа пристально смотрел на овраг сквозь гигантский парус снежной долины.
– Ну как? – спросил я.
Он только кивнул, не сводя глаз с долины. Я надеялся, что в какой-то момент спуска Ноа прорвался сквозь бурю и попал туда, где царит счастье победы и блаженство единения с невыразимым, в ту священную область, которую открыл мне, а теперь и моему сыну, человек с солнечным светом в глазах. Мало что в жизни может сравниться с этим потрясающим ощущением…
Тут я прервал полет мысли и спросил Ноа, куда он хотел бы сейчас пойти.
– Пообедать, – сказал он.
– Отличная идея, Оллестад!
Благодарности автора
Вот имена тех, кого я хотел бы поблагодарить за неоценимый вклад, который они внесли в подготовку этой книги (фамилии даны в алфавитном порядке):
Кевин Андерсон, Ллойд Ахерн, Рэйчел Бресслер, Роб Вайсбах, Харви Гуд, Ли Кендалл, Элинор Кендалл, Дейв Китчинг, Джордж МакКормик, Дорис Оллестад, Ноа Оллестад, Дэвид Рапкин, Крейг Розенберг, Кэролин Си, Вирджиния Смит, Фонда Снайдер, Гэри Уилсон, Гленн Фармер, Дженни Франк, Алан Фридман, Сью Фридман, Дэн Хэлперн, Боб Чэпмэн, Патрисия Чэпмэн, Эван Чэпмэн, Джон Эванс, Майкл Энтин.
