Генрих Айнзидель - Дневник пленного немецкого летчика. Сражаясь на стороне врага. 1942-1948
Паулюс производил впечатление разбитого человека, усталого и отрешенного, лицо постоянно дергалось от нервного тика. Он сторонился любых дискуссий и находил развлечение лишь в своих любимых занятиях — рисовании, резьбе по дереву и игре в карты с земляками из Гессена.
Было просто невозможно не поддаться обаянию этого культурного и образованного человека, который всем своим видом, жестами и поведением больше напоминал школьного учителя, нежели солдата. К его мнению и суждениям прислушивались, их обсуждали на каждом углу. Генералы, которые знали Паулюса раньше, говорили, что из-за осторожности в выражении собственного мнения и при принятии решений он получил прозвище Лорд. От сталинградского окружения Паулюса мы узнали, что он сам попал под сильное влияние своего энергичного, но беспринципного начальника штаба генерала Шмидта — «лжеца Артура», как его прозвали в вермахте, который позже, впрочем, это влияние утратил. Создавалось впечатление, что в любом случае сын мелкого служащего из Гессена не был таким же генералом, как Рейхенау{116} или фельдмаршал фон Рихтгофен{117}, необузданный темперамент, амбиции и безрассудство которых вселяли такой страх перед ними у подчиненных. Паулюс не был и человеком, пожертвовавшим своей армией из слепого подчинения приказу. Он казался подавленным вихрем событий под Сталинградом, потому что острым умом осознавал полноту ответственности, возложенную на него судьбой. И он оказался просто слишком слаб, чтобы ее вынести. Он не сумел своим умом осознать необходимость прорываться из окружения вопреки приказу Гитлера. Ведь, находясь на должности командующего армией, он не считал себя вправе рассматривать такие варианты развития событий, когда с военной точки зрения единственным средством стабилизации фронта могло оказаться принесение в жертву 6-й армии. Кроме того, он не хотел давать кому бы то ни было шанс обвинить себя в том, что, не выполнив приказа, он стал виновником поражения в русской кампании. Как он сам заявлял, Паулюс не мог судить и о том, могла ли преждевременная капитуляция под Сталинградом расстроить важные политические планы, такие как возможное вступление в войну на стороне Германии против Советского Союза Турции и Японии. Паулюс никогда не рассказывал, как далеко он заходил в доведении своего мнения о непригодности позиций армии для обороны, обсуждая этот вопрос с высшим руководством, командованием группой армий, Генеральным штабом, во время совещаний у Гитлера, как эти люди, напротив, пытались силой своего авторитета убедить Гитлера в обратном, обещали подкрепления и отдавали приказы удерживать позиции.
Армия отвергла предложение советской стороны о капитуляции, что было записано в ежедневном приказе по армии примерно так:
«Все мы знаем, что нам грозит, если армия прекратит сопротивление. Большинство из нас ждет смерть — либо от пули, либо от голода и холода, либо страдание и бесчестье плена. Для нас остался только один путь: бороться до последнего патрона».
Этот приказ по армии стал причиной жесточайшей критики в адрес Паулюса со стороны членов Национального комитета. Они обвиняли его в том, что сам он избежал указанной в последнем пункте участи, предоставив право своим солдатам сложить оружие только после того, как вражеские пули, холод и голод успели выкосить сотни тысяч, а оставшиеся лишились последней воли к сопротивлению перед выпавшими им в плену лишениями. Паулюс защищал свою позицию, заявив, что ничего не знал о том приказе. Многие считали вероятным, что «лживый Артур» подготовил его за спиной командующего. Предпочли ли Паулюс и остальные генералы ускользнуть от смерти на поле боя, из трусости решив, что судьба капитана тонущего корабля не для них? Неоспоримая храбрость, которую каждый из них лично, как и весь офицерский корпус в целом, продемонстрировал на двух войнах, свидетельствует против этого предположения. Возможно, их позицию можно охарактеризовать словами одного из «сталинградских» генералов в последние дни окружения: «Я отказываюсь пустить себе пулю в голову ради этого мерзавца Гитлера». Это заявление противоречит мнениям тех 300 тысяч, которые пожертвовали жизнями именно ради этого мерзавца. А может быть, генералы просто не знали настоящей цены своему фюреру до того, пока он просто предал их и их армию.
В разговоре, который состоялся летом 1945 года, Паулюса критиковали и за то, что он принял решение сдаться, вопреки воле Гитлера и собственному приказу. Это было бы оправданным, если бы он принял решение в дальнейшем бросить весь свой авторитет на чашу борьбы против Гитлера.
— Было не просто совпадением то, что фельдмаршал фон Вицлебен и его товарищи были удавлены на виселицах гитлеровских палачей именно в тот день, когда вы впервые открыто выступили против Гитлера, — заявил ему молодой офицер. — Если бы вы принимали участие в деятельности Национального комитета еще в прошлом году, возможно, вы помогли бы участникам событий 20 июля победить.
Паулюс отказался это признать. Он ответил, что не действовал ни слишком поздно, ни слишком рано. Даже если теперь была причина сомневаться в том, что какое-либо его действие могло бы повлиять на развитие событий, то все это было бы слишком большим преувеличением. Тем самым он нашел себе оправдание за свои колебания в изысканных дипломатических комплиментах, которые высказали в его адрес Пик и Вайнерт во время августовских дней 1944 года, когда они попытались перетянуть его на свою сторону. Сильнейшая нервная судорога выдала то волнение, которое он испытывал, когда ссылался на пустые комплименты от людей, с которыми он так долго отказывался даже сидеть за одним столом.
Через несколько недель после прибытия Паулюса в Лунево коммунисты и русские совершили еще несколько настойчивых попыток привлечь его на свою сторону, прибегнув к посредничеству Хомана и Винценца Мюллера. Эти двое явно не уступали Паулюсу в интеллекте, но превосходили его в волевых качествах. В конце концов им удалось убедить фельдмаршала открыть все то, что ему было известно о подготовке кампании в России, в которой он, будучи генерал-квартирмейстером, принимал самое активное участие. Это был самый болезненный удар по авторитету Гитлера, который сумел нанести Паулюс, так как до этого времени многие в Германии продолжали верить утверждениям о превентивной войне против Советского Союза.
Теперь, когда было слишком поздно, он, правда, под значительным давлением изложил в письменном виде все, что знал. Эта работа, как вскоре всем нам пришлось узнать, была проделана в рамках подготовки обвинения, а также выступления самого Паулюса в качестве свидетеля на Нюрнбергском судебном процессе. В течение зимы главный обвинитель с советской стороны генерал Руденко приезжал в здание комитета, чтобы осведомиться о том, как продвигается работа. Сюда же привезли и генерала Бушенхагена. Именно благодаря его свидетельствам судебный процесс над военными преступниками в Финляндии совершил сенсационный поворот, обрушив обвинения на бывших финских товарищей генерала. Позже Бушенхаген также выступал в качестве свидетеля на суде в Нюрнберге. Участник Олимпийских игр, спортсмен-конник фон Вангенхейм, попавший в плен будучи офицером штаба одной из дивизий группы армий «Центр», тоже выступал на том процессе. Поскольку ему довелось служить помощником военного атташе в Анкаре, русские на сотнях допросов, то с помощью шоколада и сигарет, то угрозами и обещаниями, пытались добиться от него показаний на фон Папена{118}. Однако, судя по результатам процесса, эти попытки не увенчались успехом.
