Валерий Чумаков - Русский капитал. От Демидовых до Нобелей
Деньги на мыло
И как только классику пришло в голову назвать Россию «немытой»? Абсолютная чепуха. Как раз в России издавна существовал культ бани, воспетый еще Нестором в «Повести временных лет». Другое дело, что с мылом у нас всегда было туго.
То ли дело Париж. Тут искусство изготовления моющих средств и хорошего парфюма было поставлено на широкую ногу и имело глубокие корни. К тому времени, когда в России даже и не представляли, что мыло может иметь еще какой-то цвет, кроме черного, Атанас Брокар уже запатентовал способ изготовления мыла прозрачного.
Несмотря на оригинальность идеи, дело у молодого французского парфюмера на родине не шло – слишком велика была конкуренция. Не пошло оно и в Америке, куда он вместе с двумя сыновьями перебрался в надежде заработать большие деньги: населявшие континент переселенцы еще не готовы были к тому, чтобы тратиться на такие вещи, как чистота и аромат. Несколько лет Атанас честно пытался привить американцам любовь к мылу, однако это ему не удалось. В конце концов он затосковал, запил и вернулся в Париж.
Сыновья не собирались сдаваться. Старший решил «добивать» Америку, а младший, Анри, отправился бродить по свету, выискивая место, где его парфюмерные таланты нашли бы применение. Совершенно неожиданно таким местом оказалась далекая и огромная северная страна, о которой у молодого человека было самое смутное представление. Но приглашение на работу, полученное от давнего знакомого отца, известного французского парфюмера Гика, только что открывшего в Москве свою фабрику, заслуживало внимания. И в 1861 году 24-летний Анри перебрался в Москву, где его стали называть Генрихом Атанасовичем или Генрихом Афанасьевичем.
Впечатления от первого свидания с Москвой были самыми неприятными. Француз увидел грязных мужиков в залатанных тулупах, самодовольных и тупых чиновников, пьяных купцов. Пахло перегаром и квашеной капустой. И эта вонь преследовала чуткого на запахи парфюмера везде. Однако зарплата, получаемая им у Гика, была значительно больше той, на которую он мог рассчитывать, если бы работал в Европе. А потому приходилось терпеть. И отводить душу, только встречаясь с немногочисленными европейцами, пусть даже и не с французами, а хотя бы с бельгийцами. С ними можно было поговорить на родном языке, пожаловаться на сырую московскую погоду, на варварские обычаи московитов, вспомнить Европу…
Генрих и Шарлотта Брокар
Лучше всего молодой француз чувствовал себя в доме бельгийца, державшего магазин хирургических инструментов, – Томаса Равэ. Тому было много причин, а главная – дочь Томаса, прекрасная Шарлотта. Будучи французом до кончиков ногтей, Генрих к вопросу брака подходил прагматично: его будущая супруга должна быть деловой, хозяйственной, умной и обязательно общительной; важно, чтобы она хорошо знала французский и русский языки и могла быть при муже переводчицей и секретарем (сам Генрих желанием изучать варварский язык вовсе не горел, учил так, по необходимости, и всю жизнь говорил со страшным акцентом). Шарлотта обладала всеми этими качествами, к тому же была красива. Томас, ее отец, с интересом присматривался к амбициозному французу: дочка-то уже на выданье. И вот 7 сентября 1862 года молодые вступили в законный брак. Венчались по католическому обычаю – несмотря на то, что в патриархальной России обращение в православие сулило многочисленные выгоды, Генрих и Шарлотта свою веру не поменяли.
Теперь, когда личная жизнь устроилась, можно было начинать свое дело. Но нужны же хоть какие-то капиталы. У Гика Брокар получал хорошо, но этих денег для серьезного начинания было мало. А серьезного хотелось. Пока жена вынашивала первенца, Генрих изобретал. Он смешивал, выпаривал… и через год изобрел новый способ получения концентрированных духов. Понимая, что в России выгодных покупателей на этот вид товара не найдешь, он быстренько съездил во Францию, где и продал изобретение за 25 000 франков знаменитой фирме «Рур Бертран».
На вырученные деньги Брокар арендовал у мещанки Фаворской конюшню в Теплом переулке, нанял двоих рабочих, Герасима и Алексея, купил два котла и обратился в городскую управу с просьбой разрешить ему варку мыла. И, как это часто бывает в России, столкнулся с непредвиденным: в номенклатурных списках Ремесленной управы профессия «парфюмер» не значилась. Чиновники долго ломали голову, по какой же статье провести мыловарение, и наконец определили Генриха Брокара по «фельдшерскому цеху».
Получив официальное дозволение на свою деятельность, молодой предприниматель уже на следующий день «отварил» первые 60 кусков мыла. Новое мыло называлось «Детское» и представляло собой аккуратные ароматные брусочки, на каждом из которых была выдавлена одна из букв русского алфавита. Благодаря этой оригинальной идее и низкой цене (первое мыло Брокара стоило в три раза дешевле, чем мыло конкурентов, не говоря уж про заграничный товар), продукция молодой фирмы сразу была замечена и стала популярной. Позже многие россияне признавались, что «читать учились по Брокару». Вначале продукцию по купцам развозил в пролетке сам Брокар, но спустя год и купцы стали наведываться в конюшню, чтобы перехватить партию ходового товара. Вслед за «Детским» пошло прозрачное «Глицериновое», круглое «Шаром» и зеленое огурцевидное «Огурцовое».
Но подлинным хитом фирмы стало мыло «Народное». Кусок вполне нормального по качеству «Народного» стоил 1 копейку, а оптом – и того дешевле. В это же время цены у конкурентов ниже 30 копеек не опускались. Неудивительно, что даже крестьяне, никогда ранее мылом не пользовавшиеся, именно «Народное» начали закупать на ярмарках ящиками. Популярность нового моющего средства была настолько велика, что уже в 1866 году Брокар смог перебраться из бывшей конюшни в просторную фабрику на Пресне. Кстати, перебрался, так и не выполнив своих обязательств перед сдавшей ему в наем конюшню госпожой Фаворской. «Я не вижу до сих пор никакой отделки в конюшне, где вы думали сделать свою фабрику, – писала возмущенная хозяйка безответственному нанимателю. – Позвольте вас спросить, когда же вы отделаете конюшню?»
Но и расширившись, фирма не справлялась с постоянно растущим спросом. Мечта Брокара сбывалась: Россия начала мыться мылом, и «Народного» требовалось все больше. Пришлось даже добиться разрешения на установку паровой машины. Но и этого вскоре оказалось мало: при том, что «Народное» составляло почти девять десятых всей продукции фабрики, его все равно не хватало. В сентябре 1869 года фабрика вновь переехала. На этот раз – в бывшую усадьбу Музиль. Новый адрес брокаровской фирмы звучал так: Москва, мыловаренная фабрика г. Брокара за Серпуховскими воротами, на углу Арсеньевского переулка и Мытной улицы. В нескольких каменных корпусах варилась, парилась, смешивалась, крошилась масса, призванная отмыть Россию, довести ее до европейской кондиции. Но здесь лили уже не только мыло. В дополнение к копеечному «Народному» мылу (дававшему отнюдь не копеечные доходы) Брокар начал производить тоже копеечные «Народные» помаду и пудру. Такой ловкий ход подсказала фабриканту Шарлотта. Теперь хорошо поторговавший на ярмарке крестьянин мог купить жене и дочерям в качестве гостинца целый набор: три полезных предмета в нарядной цветной упаковке – и всего за 3 копейки.
