Лев Визен - Хосе Марти. Хроника жизни повстанца
А теперь — довольно слов! Мы должны показать отчаявшимся, изверившимся и впавшим в уныние силу наших идей и крепость наших рук, свое единство и способность идти до конца. Только объединение может дать нам победу.
Так стройтесь в ряды, не теряя ни минуты! Не ожидание, а действие создает народы… Поднимемся во имя настоящей республики, которую мы, люди справедливости и труда, сумеем сохранить, и напишем вокруг звезды на нашем знамени девиз торжествующей любви: «Со всеми и для блага всех!»
Кубинцы Тампы, так привыкшие к пустым речам безответственных ультрареволюционеров, вдруг словно увидели ясный завтрашний день Кубы. Каждый честный человек в зале почувствовал, что судьба родины зависит и от него. Марти обнимали, женщины размахивали красно-бело-голубыми платками, люди смеялись и плакали.
Когда Марти покидал зал, молодой негр тронул его за рукав:
— Учитель, рядом с тобой идет наш хозяин. Мои товарищи-сигарочники послали меня сказать: не верь этому человеку!
— Но он обещает деньги для покупки оружия!
— В Тампе двадцать фабрик, и среди их хозяев есть патриоты. Но этот обманет. Не верь ему, Учитель, мы сами достанем деньги!
Тяжелая рука отодвинула негра, приторно зазвучал голос:
— Дорогой Марти, позвольте выразить вам свое восхищение. Мне кажется, однако, что вы недооцениваете дружественные чувства янки. Вы можете быть уверены: наши североамериканские друзья весьма и весьма заинтересованы в кубинском процветании…
На следующий день, 27 ноября, исполнялось двадцать лет со дня расстрела волонтерами восьмерых гаванских студентов-медиков. С самого утра Марти вел беседы с руководителями патриотов Тампы.
— Вы можете рассчитывать на меня и на всех честных кубинцев, — сказал ему седоусый Бенхамин Герра, владелец нескольких сигарных фабрик. — Вы совершенно правы, нам нужно единство!
Вечером в зале снова было тесно.
Годовщина была печальной, но оптимизм переполнял Марти. Вчера он поднимал Тампу, а сегодня она подняла его, и, быть может, поэтому вторая речь в Тампе стала едва ли не самой сердечной, лиричной и решительной из всех его речей. Он покорил даже тех, кто все еще считал его трусом за отход от Гомеса и Масео в 1884 году и расхождения с полковником Русом. Вера в завтрашний день, в силу нового поколения бойцов прозвучала, когда он вспомнил символичную картину, увиденную из окна вагона:
— Вдруг солнце пробилось сквозь разрыв в тучах, и в ярких и ослепительных лучах этого неожиданного света я увидел, как из-под черных упавших стволов гордо поднимаются над желтоватой травой распускающиеся ветви молодых сосен. Это мы — молодые сосны!..
«Мы — молодые сосны!» Эти слова повторял весь город. Марти узнавали на улицах, подходили, чтоб пожать руку, обнять. А он отвечал на приветствия, целовал детей и разговаривал с каждым так, словно знал собеседника с давних пор.
Он не мог забыть некоторого отчуждения между белыми и черными, бросившегося ему в глаза в день первого митинга, и рассказал Корнелио Брито о «Лиге» и ее борьбе за братство и справедливость. Через час несколько десятков созванных Брито негров основали отделение «Лиги» в Тампе.
Кончался третий день пребывания Марти в Тампе. В праздничных костюмах кубинцы собрались на торжественные проводы, заполнив городской театр. Гирлянды цветов и флаги украшали огромный плакат со словами «Вива Хосе Марти!».
Отзвучал гимн Педро Фигередо[53]. Рамон Риверо звонким голосом прочел составленные Марти «Резолюции кубинских эмигрантов Тампы». В чуткой тишине прозвучали слова о необходимости «объединения в общем действии, республиканском и свободном, всех революционных элементов». Зал аплодировал, казалось, нескончаемо долго, а потом маленькая Кармита Карбонель, путая недоученные слова приветствия, преподнесла Марти перо и серебряную чернильницу.
Марти вынесли из зала на руках. На вокзал его провожала шеститысячная колонна жителей Тампы. Оркестр пожарников в униформе играл кубинские песни и гимн Педро Фигередо. А Марти, то и дело глухо кашляя, шел во главе невиданного в Тампе шествия и по-человечески просто радовался окружавшим его признанию и уважению, знаменам, музыке и цветам, а еще больше — нескольким листам бумаги, лежавшим в левом внутреннем кармане сюртука, — «Резолюциям».
Прочный фундамент свободы был наконец-то заложен.
РОЖДЕНИЕ ПАРТИИ
На Фронт-стрит его ждал номер «Эль Яра», присланный из Кайо-Уэсо. В редакционной статье говорилось, что Кайо не менее Тампы заслуживает внимания Учителя.
Друзья Марти восторженно обсуждали новые перспективы. Сам он обрадовался едва ли не больше всех, но счел, что статья в газете еще не приглашение. Он дипломатично написал издателю «Эль Яра» Хосе Долоресу Пойо: «Неизменным и давним является мое стремление пожать ваши честные и бестрепетные руки».
Когда это письмо пришло в Кайо, там уже пылали страсти. Специально выезжавший в Тампу стенограф Гонсалес привез не только свои записи речей Марти, но и рассказы об оказанном ему небывалом приеме.
Группировавшиеся вокруг «Эль Яра» патриоты в один голос требовали послать Марти официальное приглашение.
Но кое-кто из ветеранов морщился. «Нужно собирать деньги на покупку винтовок, а не речей», — бормотал соратник Масео по Барагуа Фернандо Фигередо. Все же через пару недель деньги на билет от Нью-Йорка до Кайо были отосланы на Фронт-стрит.
В рождественский вечер пароходик «Оливетт», отчаянно дымя, подходил к причалу Кайо. Приземистый городок на плоской тарелке островка был почти незаметен с моря, и только маяк, бессонно мигая, говорил пассажирам «Оливетта», что их помнят и ждут.
Кайо заслужил славу арсенала и казны мамби. Отсюда получали винтовки и медикаменты Сеспедес, Гомес и Масео, здесь никогда не могли найти приверженцев кубинские реформисты.
Еще в семидесятых годах родились на острове «Клуб кубинских революционеров № 25», «Клуб одинокой звезды», клуб «Игнасио Аграмонте», «Клуб дочерей свободы». Бунтарей здесь было больше, чем в Нью-Йорке или Чикаго. Мэр и судья, администратор таможни и шериф — все они были кубинцами.
Марти вглядывался в темный берег с борта «Оливетта». Рядом стояли присоединившиеся в Тампе Эмилио Карбонель, Корнелио Брито, Карлос Балиньо. Вот уже показался освещенный фонарями и факелами причал, вот уже можно видеть лица людей на нем, трубы оркестра…
Совсем седой Хосе Франсиско Ламадрис шагнул навстречу Марти. Больше двадцати лет назад он пожимал руку порывистому юноше с волнистой каштановой шевелюрой. Теперь юноша стал гигантом.
