Максим Свириденков - Полковник Касаткин: «Мы бомбили Берлин и пугали Нью-Йорк!». 147 боевых вылетов в тыл врага
Работали мы, если требовалось, и в выходные, и в праздничные дни. Мне самому приходилось решать, какие средства задействовать для выполнения задачи. Поиски легче всего было осуществлять на «Ан-2», у него скорость меньше, маневренность отличная, он на малой высоте может ходить кругами. Там ведь как было: наши измерительные пункты дают засечку, поймают ракету, доведут до какого-то угла на горизонте, а нам выдают район один-два квадратных километра, куда она упала.
Что интересно, ракеты по закону подлости не падали на ровное место. Чего бы им не упасть на гладкую тундру, где получилась бы хорошая воронка, я бы ее за пять километров увидел, и искать не надо было бы? Но почему-то они всегда падали или в какую-то лощину, или в изгиб реки, или в болото. Из-за этого нам приходилось ставить в расчет не один самолет, а по крайней мере три. Один полтора-два часа походит, его меняет следующий. Тот поищет, его меняет третий. Первый за это время заправится и приходит искать опять. И так продолжалось до упора, пока не найдем. А дальше поисковый самолет должен был навести на место падения ракеты вертолет, который после сигнала «нашел!» тут же вылетал с саперами и геодезистами.
Они должны были решить две задачи. Геодезисты — замерить точное место падения и осуществить геодезическую привязку. А саперы, в зависимости от задания, либо взорвать останки ракеты, либо достать головную часть. А она-то при ударе уходила в землю. И уходила не на один метр, а бывало, что и на пять, и даже на семь. Саперам надо было не просто раскопать, но, если ракета развалилась, так еще собрать все осколки и, упаковав в ящики, подготовить их к перебазированию. Целую головную часть просто заворачивали в брезент и обматывали тросом. А решать, как поступать дальше, было уже моим делом. Если боеголовка весила 100–200 килограммов, то ее можно было засунуть прямо в фюзеляж «Ми-4», а если больше, но до 300 килограммов, то головную часть ракеты приходилось брать на внешнюю подвеску, что удобнее всего на «Ми-8». А уж если груз оказывался несколько тонн весом, мы задействовали «Ми-6», других вариантов не оставалось. У меня в полку было два «Ми-6». Этот вертолет прекрасно брал на внешнюю подвеску тяжелые грузы. На нашем аэродроме мы головные части ракет обмывали от грязи, от глины, приводили в порядок и отправляли дальше в Елизово на том же вертолете. На этом наша работа заканчивалась.
Однажды произошел довольно интересный случай. С Тюро-Тама (Байконура) на Куру пошла новая секретная ракета. Почти на всем протяжении полета и в Братске, и в Якутске ее вели, как положено. А над Охотским морем она чего-то зачудила и раньше времени верст на триста-четыреста вдруг начала снижаться. В результате где-то она ухнула. Ученые высчитали, что не в воду, а на землю. И мы начали искать. Искали месяц, два, полгода. При этом нам все время интерес подогревали: обещали экипажу, который найдет, внесрочный отпуск в лучший санаторий Крыма, по нескольку тысяч премии на каждого и т. д. У меня экипажи день и ночь летали, но результата не было.
Прошло чуть больше года. Корякский автономный округ праздновал двадцатипятилетие со дня своего образования. Для них это было грандиозное событие. Они организовали большой праздник в Палане, столице округа. Пригласили всех, кого могли: секретарей обкомов, райкомов, местных знаменитостей, вулканологов и, естественно, меня, как командира единственного полка в центре Камчатки.
По пути в Палану мне надо было отвезти почту на измерительные пункты, да и какой там окажется аэродром, я не знал, поэтому полетел не на «Ан-2», а на «Ми-4». И вот, иду я над побережьем Охотского моря, оно блестит вдали, но в зоне видимости. И вдруг мне летчик говорит: «Смотри, командир, какое стадо!» Я посмотрел вправо, и, правда, под нами было громадное стадо оленей. Стало интересно: дикие они или домашние? А летчик, угадывая мои мысли, тут же указал: «Вон, около речки чумы стоят». Сделал он круг, я разглядел три чума. Возле них горел костер, бегали дети. Я решил приземлиться. Долго ли на вертолете! Мы сразу сели метрах в двухстах от чумов, чтобы не снести их воздушной струей.
Ребятишки, конечно, в восторге, с криками подбежали к нам. Мы к чумам подошли. И был у меня в экипаже кто-то, кто впервые чумы увидел. Одна из тамошних женщин немного говорила по-русски, я спросил у нее: «Можно ли ему посмотреть, как вы живете?» Она обрадовалась: «Ой, ой, моя покажет, пойдем!»
А чум как устроен. Чтобы попасть туда, надо проползти на коленках через низкий коридор длиной четыре-пять метров. Он делается, чтобы не напустить холода внутрь. А дальше ты отодвигаешь занавес и попадаешь в теплое помещение. Однако парень из моего экипажа через минуту вылетел из чума с выпученными глазами, пожаловался мне: «Господи, вонища! Как они там живут?»
А внутри чума ведь как: посредине костер горит на камнях или на глине. Дров в тундре не найдешь, и они топят жиром. На Чукотке китовым, возле Охотского моря или нерпячьим, или моржовым, или медвежьим, а в крайнем случае, если ничего больше нет, — оленьим. Фитиль тлеет в жиру, освещает чум и заодно обогревает. Конечно, запах от этого не из приятных. Я посмеялся. Собираюсь улетать и вдруг смотрю на трубку у хозяйки чума. А у них же такая привычка, все курят отчаянно. А когда женщина начинает говорить даже с соседкой, а тем более с чужим, то трубку вытаскивает, смотрит по сторонам, и первому же своему пацану или девчонке любого возраста, который ей попадется, всовывает ее в рот, чтобы не гасла. Кончила говорить, трубку изо рта у ребенка выдернула и опять курит.
И вот, увидел я ту трубку, у меня глаза полезли на лоб: трубочка сама глиняная, а мундштук дюралевый. Я сразу сообразил, откуда это может быть, ведь ближайшее поселение находилось через триста километров, кругом тундра. Спросил у хозяйки чума: «Где взяла?» Она указала мне рукой на речку, которая рядом с чумами делала резкий изгиб за несколько километров до того, как влиться в Охотское море. Видимо, решила женщина, что мне тоже нужен мундштук, поэтому добавила: «Там много, всем хватит, иди бери и себе!»
Мы всем экипажем рванули туда. Видим, речка всего пять метров шириной, но быстрая. Один берег высокий, другой пологий, как всегда, если у речки резкий изгиб. Пологий берег глинистый, его подмывает постоянно, ничего в воде не видно. Однако я отошел, заглянул с боку и вижу — мать честная! — торчит задняя часть нашей ракеты, которую мы больше года искали. Вот она где! И как найти ее было, если увидеть что-то удавалось, только глядя в излучину с низкого берега?
Ракета эта в землю ударилась, под водой железки во все стороны. Местные и стали их приспосабливать на разные нужды. Мы обрадовались, что нашли, взяли у них какую-то железку, чтобы подтвердить нашу находку, и полетели в Палану праздновать.
