Юрий Алексеев (2) - Евгений Чудаков
Немногие изготовленные к тому времени отечественные автомобили повышенной проходимости, такие, как горьковские ГАЗ-61 и ГАЗ-61/415, московские ЗИС-6, ЗИС-32, ЗИС-33, ЗИС-42, в боевых условиях оказались недостаточно надежными и проходимыми. В значительной мере из-за несовершенств автомобиля ЗИС-6, на который устанавливались первые многоствольные реактивные минометы «катюша», задержалось широкое внедрение в войска этого эффективного оружия. Особенно обидно было то, что на бумаге и даже в опытных образцах отечественные вездеходы казались полноценными. Только в широкой эксплуатации открывались их недостатки.
Долгие дни мучился Евгений Алексеевич, думая, как помочь автомобильной промышленности, переживающей тяжелую встряску, помочь армии, помочь стране в самое тяжелое для нее время. Наконец решение пришло. На осуществление его понадобилось всего несколько недель. А результат — разработанный совместно с И. В. Крагельским безразмерный критерий проходимости, то есть метод, с помощью которого можно определить проходимость любой колесной машины по нескольким ее параметрам. Благодаря этому методу оказалось возможным уже в проекте довольно точно предсказать вездеходные качества будущей машины.
Безразмерный критерий сразу пошел в дело. Его приняли на вооружение конструкторы, в военное время создавшие полноценные вездеходы ГАЗ-67 и БА-64. С помощью этого же критерия отбирались автомобили. Выбор был точным. За период войны эти автомобили показали хорошие надежность и проходимость. И первая наша полноприводная надежная трехоска была спроектирована после войны на базе «студебеккера».
В 1942 году Казань стала одним из центров советской технической мысли. Здесь велись работы по совершенствованию техники, создавались новые конструкции. Именно в Казани Борис Сергеевич Стечкин построил один из первых советских воздушно-реактивных двигателей — пульсирующий ПуВРД. Ускорители, сделанные на основе такого двигателя, были установлены на фронтовой бомбардировщик и позволили ему на несколько минут достигать такой скорости и скороподъемности, которые недоступны были в то время и большей части истребителей.
Во время одного из испытательных полетов наши зенитки открыли огонь по такому самолету, приняв его за вражеский. Только благодаря ускорителям Стечкина, пилоту удалось, резко увеличив скорость, буквально выскочить из-под огня, спасти себя и машину.
К сожалению, в серию конструкция не пошла — посчитали нерациональным тратить силы и время на ее доводку. Лишь когда спустя два года немцы начали обстреливать Лондон самолетами-снарядами ФАУ-1, на которых стояли подобные двигатели, ПуВРД занялись серьезно.
Кроме военных забот у жителей города и многочисленных эвакуированных были и обычные, бытовые. Не зная о них, невозможно сколько-нибудь объемно представить себе и тех людей, и то время. Продукты получали только по карточкам. В семье Чудаковых вспоминают, как постепенно уменьшались пайки, как расстраивались люди, когда мясо и масло в пайках начали заменять вяленой рыбой. А потом, когда и рыба исчезла, радовались овсяной каше, которую по талончикам можно было получить в столовой Казанского университета.
Сашу Чудакова из-за травмы руки в армию не взяли. Евгений Алексеевич думал, что уж теперь-то, в разгар войны, проникнется его сын уважением к машиностроению, пойдет учиться по этому профилю. Казанский университет продолжал действовать, в нем было политехническое отделение, и Александр мог поступить на него.
Саша отцовские доводы выслушал внимательно, но не внял им. Побродив неделю по городу, по институтам, сам без папиной помощи устроился на работу в эвакуированный из Москвы Физический институт Академии наук СССР, ныне широко известный ФИАН. Начал работать обыкновенным лаборантом, но в лаборатории необыкновенной. Много лет спустя вспоминал Александр Чудаков этот период как один из самых радостных в жизни, несмотря на все лишения и тревоги, — ведь именно там, в Казани, он впервые окунулся в главное свое дело — в атомную физику.
И для Тани Чудаковой казанский период стал временем открытия в себе новых возможностей. Позже она признавалась в том, что тогда, в сорок первом, не решилась бы сказать ни отцу, ни матери, что ходить в школу с ее обязательными уроками, дисциплиной, ей было невероятно скучно, хотя и получала она хорошие оценки. Жизнь в Казани позволила с «обязаловкой» покончить. Как и брат, Таня самостоятельно отыскала дело, которое показалось ей интересным и перспективным, — поступила в Казанский техникум художественно-прикладных ремесел. А «общее среднее» продолжала в вечерней школе рабочей молодежи, куда надо было являться лишь дважды в неделю — сдавать зачеты и получать задания.
Занятия в техникуме проходили соответственно особенностям военного времени. В промерзлых классах преподаватели не снимали шуб, учащиеся сидели в телогрейках и в валенках. Никто не отмечал опозданий, пропусков уроков. Но занимались все с великим энтузиазмом, с верой в то, что если уж не на фронте, то здесь, в тылу, каждый обязан отдать все свои силы общему делу.
Почти каждый день на занятиях девушки готовили подарки фронтовикам — шили, вязали, рисовали. Это и было художественно-прикладное творчество военного времени. А Таня еще и вырезала из дерева миниатюрных красавиц и забавных зверюшек. Сначала ее уговаривали сменить «специализацию» — ведь в ту суровую зиму, когда морозы поднимались до 40 градусов, каждое полено было на счету. Но после нескольких писем с фронта, в которых бойцы благодарили неизвестную девушку за чудодейственные, как они утверждали, амулеты, Тане Чудаковой стали сверхдефицитные поленья специально выписывать.
Евгений Алексеевич, в дополнение ко всем своим заботам, принялся за организацию специальной комиссии Академии наук по мобилизации ресурсов Поволжья и Прикамья на нужды фронта. Комиссия занялась быстрейшим вводом в эксплуатацию промышленных, сельскохо-хозяйственных и топливных ресурсов этих краев. Вскоре комиссией был составлен план разработки нефтяных ресурсов Башкирии, выработаны методы использования местных сланцев в качестве топлива для промышленных предприятий.
О топливных проблемах Великой Отечественной надо сказать особо. В первый же год войны ощутились острые нехватки горючего для боевой техники, для тылового транспорта. Вражеские автомобили, танки, тяжелые самолеты обходились благодаря дизельным двигателям дешевым топливом, которое в достатке давали оккупированная Европа и союзная Румыния. А все наши самолеты, большая часть автомобилей и даже некоторые типы танков нуждались в дорогостоящем бензине.