KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Документальные книги » Биографии и Мемуары » Михаил Воротников - Г К Жуков на Халхин-Голе

Михаил Воротников - Г К Жуков на Халхин-Голе

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Михаил Воротников, "Г К Жуков на Халхин-Голе" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Вскоре я сам убедился в этом. В один из дней декабря 1968 года я приехал к нему на дачу без предварительного согласования.

Это был единственный случай. По стечению обстоятельств мне не удалось заранее дозвониться: телефон дачи маршала не отвечал, и я решил поехать сразу. Мне была известна доброжелательность Георгия Константиновича, и я считал, что внезапность появления не вызовет в нем каких-либо нежелательных эмоций.

Вторая половина дня. Приятно ехать по лесной дороге. Богатая природа Подмосковья - в зимнем наряде. Тишина. Мороз крепчал. Хвоя клонилась к земле под тяжестью снега. Обильный иней делал пейзаж сказочным.

Но вот и сама дача. Из-за поворота прогулочной дорожки, расчищенной от снега, показались два человека, одетых тепло, по-зимнему. Один из них - в черном полушубке типа тулупа и пушистой меховой шапке. Это и был Георгий Константинович. Сопровождал его Пилихин. Он поддерживал маршала под руку. Медленным шагом они прогуливались на чистом воздухе. Я почувствовал недоброе и тут же подключился к сопровождению. Маршал был нездоров. Некогда сильный и волевой человек ослабел и нуждался в посторонней помощи.

Во время ужина ему поставили вазу с моченой антоновкой. Он любил, чтобы яблоки находились в рассоле. Я сказал, что самая лучшая антоновка растет на Курской земле, на моей родине. Она чиста, крупна, ароматна. При зрелости становится желтой и очень вкусной. Замачивают ее не сразу, а дают отлежаться. Для вкуса и запаха в рассол кладут яблочную ромашку. Создается неповторимый аромат, а яблоко становится приятным во всех отношениях и может храниться в рассоле до нового урожая. Маршал внимательно слушал.

В последующие годы я регулярно посещал маршала на его даче в Сосновке. И каждый раз он спрашивал: "Как вы сюда добрались, на чем, почему не позвонили? Я бы прислал машину".

Одна из таких встреч запомнилась мне как-то по-особому. Я имел время подумать и оценить складывающуюся обстановку как бы со стороны.

...Въездные ворота загородной дачи неторопливо открылись, и "Чайка" бесшумно подкатила к подъезду. В живописном сосновом бору - величественно и тихо. Хвойный аромат смешивался с запахом цветущих трав и фруктового сада. Небольшая оранжерея, где были высажены гладиолусы, розы, астры и другие цветы, придавала окружающему пейзажу ощущение уюта. Ласкающая тишина и какая-то особенная торжественность обстановки напоминали о вечности жизни, ее развитии и обновлении.

На простом обычном деревянном диване, какие часто можно видеть в общественных садах и парках, сидел человек с газетой. Некогда заставлявший врага содрогаться, человек этот выглядел очень умиротворенно: расстегнутый воротник белоснежной рубашки, шерстяная кофта, темные домашние брюки и легкие лакированные туфли. Чувствовалось, что за чтением газеты он был напряжен. Но тут же приветливо принял меня, расслабился и активно включился в разговор.

Наша теплая встреча (она была не последней) закончилась надеждой, что может повториться. От всего сердца у меня вырвались слова, без которых, кажется, нельзя было покинуть его: "Будьте счастливы, дорогой Георгий Константинович!" Мы распрощались, глядя друг другу в глаза. О чем он думал в эти минуты? Сдерживая слезы и подкатившийся к горлу комок, я крепился и успокоился лишь на пути к Калининскому проспекту.

О Г. К. Жукове, как о полководце, никто лучше не может сказать, чем его ближайшие соратники по войне. "В славной когорте советских полководцев, так блестяще завершивших военные действия разгромом армий фашистской Германии, он был самым заметным", - писал А. М. Василевский. Высоко отозвался о нем М. А. Шолохов: "Жуков был великим полководцем суворовской школы".

Но, пожалуй, мало кто знает, что Георгий Константинович был чувствителен даже к мелочам жизни, раним душой, подвержен обидам, отходчив и терпеть не мог несправедливость. Благодаря своей внутренней силе и огромному самообладанию он умел скрывать свои чувства, а самая сложная обстановка на фронте как бы давала ему работу, пробуждала в нем вдохновение, собранность души и мыслей для того, чтобы выйти из критической ситуации и победить. Исполнением служебного долга он подавлял в себе личные обиды, не считался с ними, когда дело касалось государственных интересов.

В апреле 1941 года, возвращаясь из очередного отпуска, в Москве я встретил своего бывшего командира батальона полковника Г. М. Михайлова. Как и многие другие халхингольцы - Герои Советского Союза - он был слушателем Академии бронетанковых и механизированных войск.

Михайлов рассказал, что в прошлом году принимал участие в проводах Г. К. Жукова. Тот уезжал командовать Киевским особым Военным округом. На платформе Киевского вокзала собрались родственники и соратники по Халхин-Голу, представители наркомата обороны.

Г. К. Жуков благодарил всех, кто пришел проводить его к новому месту службы. В разговоре был сдержан. Иногда шутил и говорил: "Мы еще встретимся".

- Нам, провожавшим, - говорил Михайлов, - показалось, что Жуков чем-то расстроен, а некоторые говорили, что он даже прослезился.

- Не может быть, - возразил я.

- Нам тоже не верилось, но... ошибиться мы не могли. Шли годы. В одной из бесед жена М. М. Пилихина Клавдия Ильинична, включившись в наш разговор, сказала:

- Никто не видел слез Жукова, а я видела.

- Чем это было вызвано? - спросил я ее.

- Не скажу.

- Почему? Может, это очень важно. Ведь не мог же такой сильный духом человек ни с того ни с сего прослезиться.

- Не скажу.

Она упорно стояла на своем, не реагируя на наши аргументы. Разговор происходил в присутствии ее мужа Михаила Михайловича. Он предположил, что Георгий Константинович прослезился при воспоминании о Монголии. Но я не мог этому поверить, так как Г. К. Жуков гордился своей миссией в этой стране. Говорил скромно, что "войну провел, кажется, неплохо".

Однажды на даче маршала, улучив подходящий момент, я спросил его о причинах волнения при отъезде в Киев в апреле 1940 года. Что значили слезы, если они действительно были, - радость или огорчение?

Маршал ответил не сразу. Помолчали. Потом поведал (привожу ответ почти дословно).

- Я был польщен высокой оценкой выполнения поставленной задачи в Монголии со стороны высшего руководства партии и государства. Ведь меня назначили на более ответственный пост - командовать одним из важнейших приграничных военных округов. В беседах со Сталиным, Калининым и некоторыми другими членами Политбюро я окончательно укрепился в мысли, что война близка, она у порога нашего дома, она неотвратима. Да и новый для меня пост командующего таким ответственным приграничным округом являлся тому свидетельством. Но какая она будет, эта война? Готовы ли мы к ней? Успеем ли мы все сделать? И вот, наполненный ощущением надвигающейся трагедии, я смотрел на беззаботно провожавших меня родных и товарищей, на Москву, на благоухающий мир природы и радостные лица москвичей и думал, что же будет с нами? Придется ли еще раз разделить радость жизни вот такой, как представлялась она тогда? Многие же этого не понимали. Мне как-то стало не по себе, и я не мог сдержаться. Я полагал, что для меня война уже началась. Но, зайдя в вагон, тут же отбросил сентиментальные чувства. С той поры моя личная жизнь была подчинена предстоящей войне, хотя на земле нашей еще был мир.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*