Юрий Сааков - Любовь Орлова. 100 былей и небылиц
Какой город «спасала от паники» эта афиша Л. Орловой: Баку (по версии М. Кушнирова) или Орджоникидзе (по Щеглову)?..
А я, как назло, именно тогда, единственный раз за все время военного отсутствия, наведалась в Москву, даже дала концерт в Колонном зале. Успех в разгар войны, в Колонном! – был такой, что упросили выступить еще. Но вдруг приходит предписание, вернее, просьба (предписывать мне он не мог) от Багирова немедленно вернуться в Баку, где я, по его словам, нужна позарез. Так и сказано: «позарез». И хотя я понимала, что это серьезно, невольно вспомнила комический, не вошедший в «Цирк» эпизод между Кнейшицем и Скамейкиным. «Что, господин Скамейкин, все еще собираетесь жениться?» застает его Кнейшиц в кордебалете. – «Да, мне нужно жениться до зарезу» «Почему именно до зарезу»? – «Потому что после «зарезу» мне будет уже все равно». Так вот, чтобы Багирову не стало «все равно», а главное, желая откликнуться на просьбу чудесного приютившего нас города, я отказалась от повторного концерта в Колонном и вылетела в Баку.
Вылететь-то мы с моим аккомпаниатором Левой Мироновым вылетели, но долетели только до Куйбышева. Когда наш «дуглас» сделал там промежуточную, для дозаправки, посадку, он тут же понадобился одному из главных наркомов правительство тогда находилось в Куйбышеве – лететь в Москву по срочному вызову Сталина. А «лишних» самолетов не было.
И что вы думаете: узнав о нашей задержке, Багиров вызвал командующего воздушными силами Закавказского военного округа (так пишет Кушниров, но я думаю, что тот ему не подчинялся) и приказал послать в Куйбышев истребитель… потом опомнился и сменил истребитель на бомбардировщик.
Экипаж последнего, надо отдать ему должное, сделал все, чтобы вверенная ему «звезда» долетела максимально «комфортабельно», даже мягкое кресло для меня раздобыли. Нарядили нас с Мироновым в летные куртки, унты, на головы напялили шлемофоны и в таком виде доставили перед светлые (если их такими можно назвать) очи Багирова.
Тот объяснил ситуацию, попросил как можно скорее, желательно немедленно, дать концерт и сделать его максимально, насколько это возможно в военное время, легкомысленным. Уж не знаю, насколько сие мне удалось, но сохранилась рецензия на этот концерт (читает): «Особенно понравилась публике самовлюбленная «Кукушка» Чайковского». А уж к этой «Кукушке», в которой я обычно всячески комиковала, я прибегала только в исключительных случаях, когда действительно надо было «встряхнуть» зал…
И представьте, уверял меня потом Багиров, встряхнула не только зал, но и весь город: после двух-трех таких концертов паника в столице Азербайджана понемногу улеглась. При известии о столь «легкомысленно» поющей в Баку Орловой как-то не хотелось думать о возможном немецком наступлении…
Тут актриса загадочно – и спиритам, если бы это был ее «дух», просто любопытным, доживи она до своих «ста» – улыбается:
– Но это лишь одна, довольно, надо сказать, привлекательная версия моей «борьбы» с паникой. А вот как описал ее внук моей незабвенной Ирины Сергеевны Анисимовой-Вульф Дима Щеглов.
…У него дело тоже происходит на Кавказе, но совсем в другом его конце – в Орджоникидзе. Там ситуация с паникой перед возможным вступлением в город немцев становится уже неуправляемой: люди, бросая дома, бегут из города, «штурмуют», как мы в Риге в первые дни войны, поезда…
И якобы, пишет Щеглов, кому-то пришло в голову – он почему-то называет эту аферу «трюком» – использовать мои старые, не сгодившиеся из-за отмененных ввиду близости фронта концертов афиши. И в наглую, что называется, развесить их снова, когда моего появления тем более никто не ожидает. Причем Щеглову почему-то кажется, что автором такого «трюка» могла быть только женщина.
И вот связки моих афиш вытаскиваются из горкомовской подсобки, где они почему-то хранились: без дат, без мест проведения концертов. Только «лауреат Сталинской премии, народная артистка РСФСР (тут автор явно польстил мне: всю войну я еще проходила в «заслуженных») Любовь Орлова».
…Даты на афишах проставили по-хитрому – ни завтра, но и не через месяц – и расклеивали почему-то – как листовки! – ночью. Неизвестно, признается Щеглов, как уж потом власти объяснялись с народом по поводу отмены моих фальш-концертов. Но панику, даже в мое отсутствие – насколько владикавказцы оказались доверчивее бакинцев! – удалось остановить: город, в который я еще только должна была заявиться, не может, не должен быть сдан…
Все это, конечно, льстит, и все-таки, знай я тогда об этом «трюке» (мне будто бы доложили о нем только после войны), я бы поговорила с его авторами: даже в самых благородных целях нельзя, согласитесь, прибегать к таким мистификациям.
(Актриса так и не узнала, видимо, об отмененных «из-за непогоды» ее концертах в Ангарске. – Ю. С.). Ведь отмену этих липовых концертов каждый наверняка воспринял по-своему, и было немало таких, кто подумал: раз так и не рискнула показаться в городе, значит, опасность действительно велика. И еще неизвестно, успокоил ли этот «трюк» панику в бывшем Орджоникидзе или, наоборот, усилил ее… В любом случае, – Орлова лукаво улыбается, – панику, как видите, я победила дважды: в Баку и в Орджоникидзе. Так что могла быть кавалером даже двух необыкновенных наград…
– Ну а теперь, если не секрет, как это происходило на самом деле? посыпались бы на актрису вопросы.
А так как она прожила только то, что прожила, и «в действительности» такая беседа могла происходить только в воспаленном воображении спиритов из «Оракула», то именно в этот момент «дух» Орловой вдруг взял бы и исчез…
Предоставив «спиритам» самим решать, где все-таки была «паника»: в Баку, в Орджоникидзе и была ли вообще…
* * *
Так примерно на сегодняшний день выглядят «100 былей и 100 небылиц» о Любови Орловой. И хотя количество тех и других математически равно, объем содержания «небылиц» несколько превышает информацию, посвященную «былям» об актрисе. И это понятно: орловские «небылицы» по разработке своих деталей, по их фактической якобы начинке богаче пока былей об актрисе. Как любой вымысел всегда превышает в своем объеме голую, лишенную наворотов правду.
Остается только надеяться, что по прошествии еще 100 лет этого не произойдет. Новые «были» об актрисе, которые за это время неизбежно возникнут, – такой процесс, мы уверены, бесконечен – станут такими же весомыми по существу и увлекательными по форме, как «небылицы». Которые – в этом мы также уверены – тоже будут роиться вокруг имени актрисы в обозримом будущем.
Примечания
1
Мартынов – С. Столяров.
