Александр Половец - БП. Между прошлым и будущим. Книга 1
Милицейские посты — через каждый километр. Каждая третья проносящаяся машина (ну — пятая) — с так называемой мигалкой на крыше, требующей от прочего транспорта (в том числе движущегося по встречной полосе) посторониться. Кстати, там это, пожалуй, самая частая причина аварий. Впрочем, сегодня мигалка вовсе не обязательно говорит о высоком чине пассажира — скорее, это признак его богатства. Или — особых отношений с властями. И никакие постановления, предписывающие строго ограничить число этих сигнальных устройств, не работают: их, наоборот, становится все больше — сам убедился, сравнивая нынешнее, так сказать, состояние вопроса с прошлогодним. В общем — «смотрите, завидуйте»…
Пансионат, куда я купил путевку, он в самом тупике, здесь шоссе кончается — тоже перестал быть признаком элитарности его обитателей; притом, что он остается в ведении Управления делами президента России, путевки в него свободно продаются в туристической конторе — чем я и воспользовался. Для любопытствующих: неделя пребывания здесь стоит примерно две с половиной сотни долларов. Плюс несколько долларов в день на еду в местной, очень неплохой столовой — с почти ресторанным меню. По нашим понятиям — дешевка, в захудалом отеле в Мексике дороже.
Но теперь прикинем: у моих старых друзей сын, выпускник юридического факультета МГУ, попал по распределению работать в следственную часть МВД и дослужился там аж до звания подполковника. Знаете, какая у него зарплата? В переводе на американские — 80 «зеленых». Вот и судите, что дорого и что дешево. И, чтобы завершить тему так называемого отдыха в пансионате: почти каждый день я оказывался в Москве, потому что возникли замечательные возможности успеть что-то сверх намеченной программы.
Так, экспромтами, произошли: творческая встреча в Доме-музее Окуджавы в Переделкине — мое объявленное за неделю выступление было встречено гостями с энтузиазмом, вызванным, кроме всего, как мне показалось, интересом москвичей к нашему житью; часовая беседа на Всероссийском радио, в ней приняла участие и одна из руководительниц Российского фонда Окуджавы… Почему-то возникло еще приглашение на телепередачу — при условии, что я буду настаивать в планируемой дискуссии на необходимости применения смертной казни. Я не очень люблю дискуссии, в которых роли спорящих распределены заранее, к тому же, признаюсь, — не сторонник смертной казни. Так что, надеюсь, передача благополучно прошла без моего участия.
А еще были встречи в «Литературной газете» — с ее главным редактором Львом Гущиным, известной жуналисткой Аллой Латыниной, с директором Российского ПЕН-центра, активистом правозащитного движения, актуальность которого, к сожалению, сохраняется и в нынешней России, известным спортсменом, писателем Александром Ткаченко…
Успел я побывать на весьма успешной премьере фильма Владимира Меньшова «Зависть богов» с главной героиней в исполнении Веры Алентовой (помните, оскароносный «Москва слезам не верит»? — тоже Меньшов и тоже Алентова) — в переполненном концертном зале «Россия», с полагающимся в таких случаях солидным банкетом.
А вот один эпизод из моего нынешнего визита в родной город упустить не могу. Читатели «Панорамы», удержавшие в памяти описание дома у Красных ворот в Москве, где прошло мое детство (если они незнакомы с рассказом «Анна Семеновна»), поймут желание автора заглянуть в эту квартиру. И во двор, где мы пацанами собирались для игр — сначала в «классики», потом в «чеканку» и «расшиши», потом в картишки — «буру», «секу»… Ну и так далее: игры послевоенного двора были не всегда безобидны — нередко они кончались приводами в милицию. И кто-то из моих сверстников возвращался оттуда лишь спустя несколько лет, после детской колонии. Если возвращался…
Меня от подобной судьбы спасла не в последнюю очередь баба Хайя, мама моего отца, жившая на первом этаже нашего дома. Дверь ее квартиры выходила прямо во двор — и она как-то чувствовала момент, когда, невзирая на протесты и мольбы внука, следует под любым предлогом забрать его со двора, сбить снег с его ботинок и высушить их на калориферной батарее, а самого его накормить горячим супом.
А то и отвлечь от дворовых занятий проигрыванием на старом патефоне пластинок с довоенными записями: особенно нравились мне почему-то неаполитанские песни в исполнении Михаила Александровича — хотя по-настоящему оценить искусство этого певца я сумел спустя многие годы.
Длинное получилось вступление к этой части заметок, но без него я бы просто затруднился передать свои ощущения, когда впервые за почти четверть века приближался к занимавшему весь квартал дому, что прямо позади метро «Красные ворота» — старого, своим полукруглым фасадом разделяющего с середины тридцатых годов въезды на Кировский (ныне снова Мясницкий) проезд и Боярский переулок.
Было это в июне года двухтысячного… В парадный подъезд я заходить не стал — там, как мне показалось, размещались какие-то охраняемые учреждения, и объяснять охране, почему мне необходимо подняться на 4-й этаж в квартиру № 13, не хотелось, да и времени не было. Обойдя дом, я подошел к ведущим во двор воротам — они уже были железными, а не крашеными дощатыми, какими я их помнил. Ворота оказались закрыты. Я стал крутиться вокруг, ожидая, что в какой-то момент в них въедет или будет выезжать машина. Потом я заметил, что как раз тот угол дома, где была бабушкина квартира, занят небольшим продовольственным магазином — и двери его открыты. В торце виднелась другая дверь, ведущая прямо во двор — и я вошел в нее.
Что делает человек, когда оказывается в таком положении, в каком оказался я? Он идет и смотрит то, что ему надо. И потом — уходит. Я же подошел к продавщице: не старая еще женщина, несмотря на жару, была закутана в какие-то рабочие многослойные халаты, на руках ее были перчатки с обрезанными пальцами. Склонившись над прилавком, она записывала что-то в толстую амбарную книгу. Покупателей в магазине не было, на меня же она никакого внимания не обращала. Помявшись минуту-другую, я осмелился отвлечь ее просьбой — разрешить мне пройти через помещение магазина и его заднюю дверь во двор. Теперь продавщица заметила меня. «Зачем?» — «Да вот, — отчего-то теряясь под ее строгим взглядом, промямлил я, — родился, вырос, бабушка…»
— «Нельзя».
Продавщица больше не смотрела на меня, снова уткнувшись в свой фолиант, а я стоял и прикидывал: ну, хорошо — я стану к ней приставать, объяснять, настаивать или просто пройду мимо нее во двор, она вызовет милиционера, который наверняка кормится от этого «объекта», потому что объект этот на его участке, и у хозяев подобного объекта всегда есть причина уважать и любить своего участкового. «Мне это надо?» — совсем по-одесски спросил я себя — и ретировался… Сопровождавший меня Валерий Бегишев отнесся с пониманием к моему решению и одобрил его — кому, как не россиянину, знать правила поведения горожан в частной торговой точке любимого города.
