Александр Половец - БП. Между прошлым и будущим. Книга 1
Создавалась лента в условиях, при которых у многих документалистов просто опустились бы руки. Массовые сцены — а оператор снимает их как бы изнутри, он почти соучаствует в них — вызывают у зрителя, солидарного с идеей фильма, желание оказаться в кадре, рядом с происходящим. Притом, что в эти минуты по головам и спинам демонстрантов гуляют милицейские дубинки.
Кто-то из участников дискуссии сравнил фильм с «Обыкновенным фашизмом» Михаила Ромма, и сравнение это звучит совершенно уместно. Кто-то — с фильмом Марины Голдовской «Власть соловецкая» — и это тоже вполне правомерно.
Повторю с удовольствием: Марина — профессор кафедры кино и телевидения Лос-Анджелесского университета, где и состоялся показ упомянутых фильмов. Она — обладательница множества наград и призов, в том числе международных, за созданные ею документальные ленты. То, что делает Марина — бесспорно как свидетельство очевидца, но и фундаментально как искусство.
Я не пытаюсь противопоставить ее метод тому, что использовали авторы некоторых увиденных нами картин: ей вовсе не свойственно прекраснодушие. Объектом взгляда ее камеры — а она нередко и режиссер, и оператор своих фильмов — могут быть самые разные явления и самые разные люди. Но все ее ленты отличает очень важное качество — гуманизм. Что, на мой взгляд, роднит ее искусство с рядом лент, привезенных на этот фестиваль.
Актуальность фестиваля и значимость для большего понимания того, что сегодня происходит в России, делают его событийным — и это оставляет надежду на то, что американская судьба показанных в нем картин окажется благоприятной.
В приводимый дальше текст ее рассказа я не вмешиваюсь авторскими ремарками — но поскольку наша беседа заняла немало времени, я позволю себе ограничиться изложением только самых существенных ее тезисов:
Фестиваль проходил под крышей нашей киношколы, спонсором его была также и ЮНЕСКО. Для показа я старалась выбрать лучшее из того, что уже было отобрано (и даже награждено!) этой организацией, да и многими фестивальными жюри. Последний подобный показ в Штатах состоялся в 1989 году -12 фильмов привозила ассоциация «Советско-американская киноинициатива», основанная в те годы режиссером Рустамом Ибрагимбековым. И с тех пор — ничего.
Что знают американские зрители о происходящем в России? Ведь единственная киноинформация, доступная им — короткие кадры теле— и кинохроники. Документальное кино дает более глубокое представление о жизни и ее духовной сфере — то, что не передается словами: это сама материя жизни, она — в движении, в жестикуляции. В том, что воспринимается всеми органами чувств…. Чем дышит страна, люди, каков ее духовный климат — об этом говорят привезенные фильмы, отобранные как лучшие за последние 3 года.
В американском кинематографе вообще другой язык, здесь привыкли к быстрому «клиповому» монтажу, к очень емкой и насыщенной информации… Российские картины медленные, они с другим ритмом, с другим отношением — они больше напитаны токами жизни. В них больше душевности. И еще мне хотелось, чтобы приехали представители трех разных кинопоколений: почти уходящего (это Хащеватский, проживший тоталитарные годы), и более молодые. Все они — хорошие, чистые люди, делающие свою работу с тактом, с пониманием, с уважительностью к нашей истории. Они продолжают лучшие художественные традиции, возникшие в советские годы документальной школы.
Например, фильм «Дуня» — об интеллигентной семье музыкантов с двумя детьми. Сын — режиссер фильма, его сестра — автор сценария. В общем, это семья скрипача Жука — сейчас они в Европе. О чем картина? В еврейской семье живет женщина — домработница, приехавшая, как и тысячи ей подобных, из бедной подмосковной деревни и вырастившая двоих детей. 40 лет она прожила как член семьи. Женщина умерла — и вдруг оказалось, что именно она была цементом, скреплявшим семью. Они понимают, что потеряли самого близкого человека… Без слез невозможно смотреть эту замечательную добрую картину.
Или «Метро» — сделала фильм молодая украинская девочка. Съемочная группа подходит к случайно выбранным пассажирам с вопросом — не хотите ли сыграть что-нибудь перед камерой? И вот, прямо здесь, на скамеечке, Она становится Джульеттой, Он, ее спутник — Ромео. А рядом Отелло «душит» Дездемону… Фильм сделан с добрым юмором и, вообще, это очень доброе кино. Оказывается, случайные люди, едущие в вагонах, знают драматургию, они рады соучаствовать в этом сумасшедшем действе…
А еще — «Лицо кавказской национальности»… Это вообще особый фильм. Мы почти до конца картины не знаем, кто Он. Человек идет по Арбату, на него недовольно оглядываются, на каждом шагу спрашивают документы… Ему неуютно. Он живет в холодной квартире, что-то пишет, готовит еду, курит трубку, смотрит в окно, идет по вечернему городу. Двери консерватории. Он идет в зал, слушает музыку… Аплодисменты — и вдруг его приглашают на сцену, он раскланивается. Он — автор музыки. Он спускается в зал, выходит на улицу, идет по пустому, чужому для него городу — к нему никто не подходит. И снова дом, холодная квартира… Это очень нежная, теплая, грустная, щемящая картина.
Глава 5
Москва, здравствуй, пожалуйста!
Но вернемся в российскую столицу: есть еще несколько эпизодов, о которых стоит рассказать. Я не предполагал оставаться там больше двух недель — у меня и билет был взят, так сказать, двухступенчатый: Лос-Анджелес-Москва, Москва-Тель-Авив. И срок был поделен точно поровну. В Москве я рассчитывал поработать, чего настоятельно требовали дела нашего Культурного фонда Окуджавы — и эта часть программы мне представляется выполненной. Чего не произошло со второй ее половиной: Госдепартамент США рекомендовал американским гражданам временно воздержаться от поездок в Ближневосточный регион. Пришлось подчиниться — к тому же я и сам чувствовал, что прибытие туда для отдыха выглядело бы в эти дни несколько неуместным.
Оставшись в Москве, я сделал попытку компенсировать предполагавшийся отпуск в Эйлате подмосковным пансионатом в «Лесных далях». Москвичи могут помнить Рублево-Успенское шоссе с его «кирпичами» почти у всех съездов — здесь традиционно строились (и строятся) дома для партийно-правительственной элиты; сейчас к ним добавились особняки новых богачей и новых «слуг народа».
Характерная черта российской современности: если в советское время подобные сооружения прятались в глубине леса за высокими оградами и шлагбаумами, останавливавшими посетителей за километры от них, то ныне коттеджи воздвигаются прямо на виду у проезжающих по шоссе автомобилей и ограды, их окружающие, не столь высоки, чтобы не увидеть это великолепие и не восхититься им. Или оскорбиться — в зависимости от точки зрения.
