Дуглас Боттинг - Джеральд Даррелл. Путешествие В Эдвенчер
Поймать и содержать в неволе крупных животных — слонов, гиппопотамов или леопардов — Джеральду оказалось не под силу. Финансовое состояние экспедиции близилось к краху. Хуже того, разрешение на поимку гориллы было отозвано, хотя Джеральд все еще надеялся поймать животное во французской части Камеруна. Он собирался поймать гиппопотама из стада, которое обитало в реке Мамфе неподалеку от основного лагеря экспедиции, устроив ловушку на одной из троп, по которым ходили эти гиганты. Но этот план целиком зависел от помощи вольных охотников на гиппопотамов, которых Джеральд нанял для выполнения этой задачи. «По-прежнему никаких признаков появления чертовых охотников на гиппопотамов, — писал он в дневнике 24 апреля. — Если мы не поймаем бегемота, мы будем полностью разорены и никогда больше не сможем ловить животных». В отчаянии Джеральд слышал ворчание и плюхание гиппопотамов ниже по течению, примерно в двухстах ярдах от лагеря. «Черт бы побрал этих ублюдков! — писал он о ненадежных охотниках. — Черт бы побрал чиновников из зоопарков, которые считают ловлю зверей плевым занятием!»
Хотя Кен Смит убеждал его, что они поймали зверей достаточно, чтобы оправдать стоимость экспедиции, у них оставалось всего 50 фунтов. 28 апреля Джеральд вынужден был написать матери письмо с просьбой выслать денег. «Сотня-другая полностью нас выручит, — писал он. — Не волнуйся о том, что я не смогу вернуть тебе эти деньги, потому что мы совершенно определенно сумеем продать своих животных не меньше чем за тысячу фунтов. Это не считая гиппопотама. Если мы поймаем гиппопотама, мы получим прибыль, и приличную. А шансы на поимку этого зверя — девяносто к десяти. Если ты не сможешь одолжить нам денег, не волнуйся. Мы можем как-нибудь продержаться». Несколько дней спустя Кен написал письмо миссис Даррелл и Лесли в еще более несчастном тоне. В своем послании он оценивал собранную ими коллекцию в две с половиной тысячи фунтов (примерно пятьдесят тысяч по современным меркам) «по минимальным рыночным ценам».
Итак, гиппопотам должен был решить судьбу экспедиции. Несколько попыток поймать животное из ближайшей колонии не увенчались успехом, к великому облегчению Смита, который считал, что им не поймать и не довезти до Англии такое крупное животное. «Если бы твоя мать знала, что я отпускаю тебя на эту чертову отмель, где бродят гиппопотамы, без охраны, — заявил он Джеральду после очередной ночной вылазки, — она бы никогда меня не простила».
Крестьяне из ближайших деревень не одобряли попыток поймать гиппопотама, поскольку место, где они обитали, считалось заколдованным. Джеральду посоветовали отправиться подальше, в район Ассагема (четыре часа на каноэ ниже по течению). 30 апреля он предпринял последнюю попытку поймать гиппопотама. «Вчера Джеральд отправился в Ассагем, — писал Смит в письме к многострадальной миссис Даррелл, — чтобы попытаться все же поймать гиппопотама. Я убеждал его в необходимости соблюдать осторожность и не рисковать. Надеюсь, мои усилия не пропадут даром».
Тропики Камеруна состояли из рек, окружающих их лесов. Лес был глухим, а порой и враждебным — сокровищница живой природы, обра^ щаться с которой и восхищаться которой следовало с осторожностью. Река же, наоборот, была открытой и дружественной — сверкающая голубая лента, где животный мир изменялся с удивительной скоростью. 30 апреля Джеральд описал в своем дневнике впечатления от путешествия в Ассагем; Здесь его писательский дар проявился в полную силу.
«Каноэ прибыло почти вовремя. Мы стащили багаж вниз с холма на песчаную отмель и погрузили все в лодку. Мы оттолкнулись и отдались на волю течения. Стоило нам покинуть места, обитаемые человеком, как мы попали в настоящие джунгли.
Я решил, что путешествовать по африканской реке в каноэ — это самое замечательное и прекрасное занятие, какое только можно себе представить. На протяжении трех миль река была очень спокойной, ровная вода черным зеркалом раскинулась между серых, скалистых берегов. Лес по берегам реки был совершенно непролазным, деревья и кустарники сплелись, образуя непроходимые заросли. Две зеленые линии обрамляли реку так далеко, как только хватало глаз. Можно было увидеть все оттенки зеленого — яркие, сверкающие и нежные, пастельные: зелень нефрита, оливок, бутылочного стекла, изумруда, шартреза — листья и ветки сплетались в удивительную филигрань. Даже серые скалы были покрыты, порой полностью, ковром колышущихся под ветром папоротников и пятнами поблескивающего мха.
Мы миновали несколько отмелей. Белоснежный, как слоновая кость, песок блестел на солнце. Повсюду валялись выбеленные временем стволы поваленных деревьев. Лес замер в молчании. Единственными звуками, нарушавшими это молчание, было пение цикад, тихое, хрипловатое, печальное воркование изумрудных горлиц и ленивое, спокойное плюханье весел о воду. Вдалеке звуки, издаваемые насекомыми и птицами, перекрывались неясным рокотом. Постепенно он становился все громче, и вскоре из тихого ворчания превратился в угрожающий мощный рев. Спокойные до сей поры воды вскипели, мы почувствовали, как начало раскачиваться на волнах наше каноэ. По воде пошли длинные, сверкающие, черные волны, без-жалостно раскачивающие хрупкую лодочку. Мы перестали грести — всего несколько движений, чтобы удержать каноэ на верном курсе, а все остальное предоставили реке. Мы достигли излучины. Посреди реки торчали огромные острые скалы, напоминавшие скелет какого-то доисторического монстра. Река разделилась на несколько рукавов. Огибая скалы, вода пенилась, тысячи брызг взлетали в воздух, образуя множество мелких радуг. Рев воды стал настолько громким, что мы почти не слышали друг друга. Каноэ неслось вперед, и какое-то время нам казалось, что мы вот-вот разобьемся о скалы. Но внезапно течение успокоилось, и вот мы уже снова скользим по ровной водной глади. Мы оказались на мелководье, в сонном царстве, где вода лениво перекатывает мелкие камешки.
Подобное речное путешествие идеально во многих отношениях. Мы плыли достаточно медленно, чтобы иметь возможность внимательно рассмотреть все вокруг. Перед нами разворачивалась великолепная картина леса, словно кто-то специально для нас сделал срез и позволил увидеть все ярусы тропических джунглей. Мы видели крохотные наземные растения и лохматые вершины лесных гигантов, высота которых достигала нескольких сотен футов. Надо всем царил ленивый покой — теплая вода, лес, уходящий за горизонт, красота девственной природы.
Порой река изгибалась, образуя глубокие бассейны с тенистыми берегами. Из глубин поднимались гиппопотамы и провожали нас внимательным, но вполне дружелюбным взглядом. Затем они плюхались в воду, и только расходящиеся круги и поднимающиеся на поверхность серебристые пузырьки показывали, что здесь только что был речной гигант. На отмелях мы купались. Рыбки нас совершенно не боялись. Крохотные серебристые создания кружились вокруг нас и тыкались в наши ноги. Мы проплыли мимо стаи обезьян, спустившихся к реке на водопой. Они галдели и кричали, по-видимому, отпуская в наш адрес нелестные замечания. А потом поднялся просто оглушительный шум — на отмели стояла взрослая антилопа, первая, которую мне довелось увидеть в этом лесу. Она была прекрасна — блестящую каштановую шкуру покрывали широкие белые полосы и пятна, издалека напоминавшие странную надпись. Охотники закричали, чтобы я стрелял. Чувствуя, что мне нужно поддержать свою репутацию, я тщательно прицелился куда-то на пятьдесят ярдов правее антилопы и выстрелил.
