Леонид Жолудев - Стальная эскадрилья
После некоторой передышки наши войска возобновили наступление, полк снова включился в активную боевую работу. Наученные горьким опытом, мы стали строже подходить к организации взаимодействия с истребителями прикрытия. В результате потери сократились до минимума.
Но как раз именно в таких благоприятных условиях мы внезапно понесли большую утрату. 4 сентября в результате столкновения со стаей перелетных птиц прямо над аэродромом погиб возвращавшийся с задания экипаж заместителя командира 2-й эскадрильи старшего лейтенанта В. А. Малыцукова. Крупная птица пробила лобовое стекло, тяжело ранила летчика, и неуправляемый самолет врезался в землю. Вместе с Мальщуковым погибли штурман звена старший лейтенант Иванов и воздушный стрелок-радист старший сержант Герас. Валентин Малыпуков, как и Браушкин, был моим "однокашником" по летному училищу. Таких друзей в сердце заменить уже некем.
Вслед за ушедшими на запад наземными войсками пришлось перемещаться и авиации. 9 сентября полк перебазировался на аэродром Васильевское, расположенный в 70 километрах восточное Спас-Демянска. Основными целями в этот период были для нас резервы врага. Их, как правило, прикрывали крупные силы истребителей и зенитной артиллерии. В одном из таких вылетов огнем "фокке-вульфа" был убит в воздухе командир экипажа лейтенант Дрозд. Его опытный и мужественный штурман старший лейтенант В. Оридорога повторил подвиг Ивана Жмурко. Он вырвал самолет из неуправляемого снижения и привел его на свой аэродром. За самообладание и умелые действия в крайне сложной боевой обстановке В. Оридорога был награжден орденом Отечественной войны I степени.
Выполнив около десятка боевых вылетов с аэродрома Васильевское, полк 30 сентября перебазировался еще ближе к линии фронта - на аэродром Ключи, что южнее Спас-Демянска. Здесь мы пополнились хорошо подготовленной молодежью. Из запасного полка прибыли младшие лейтенанты Ведерников, Малеев, Климов, Сипев, Участко, Тарасенко, Шебско и другие.
Осень в Белоруссии в этом году выдалась непогожей. Из-за низкой облачности и плохой видимости мы действовали в основном небольшими группами, скомплектованными из наиболее подготовленных экипажей.
В перерывах между боевыми вылетами занимались вводом в строй молодого летного состава. Ребята, получившие в авиационных школах хорошую выучку, чувствовали себя уверенно в воздухе. В одном из тренировочных полетов меня и самолет буквально спас молодой штурман Шаповалов. При взлете с ограниченного по размерам аэродрома на высоте трех метров оборвался винт левого мотора вместе с редуктором. Машину резко бросило влево. Давление на правую педаль с каждой секундой возрастало, а тут еще под напором косого потока воздуха раскрылись капоты левого мотора. Теперь, чтобы удержать машину от сваливания на крыло, пришлось переставить обе ноги на правую педаль. Спасение было в одном: немедленно убрать шасси. Но рвущийся из ладоней штурвал можно было удерживать, только намертво зажав обеими руками, и я не мог даже нажать кнопку СПУ для передачи команды штурману.
Молодой штурман младший лейтенант Шаповалов правильно оценил сложившуюся обстановку. Не дожидаясь распоряжения, он сам убрал шасси и тем обеспечил благополучный исход полета. Срубив крыльями самолета несколько столбов и деревьев, мы приземлились на заснеженном поле. Через несколько дней машина благодаря усилиям технического состава была введена в строй. Шаповалов и в дальнейшем проявлял себя умелым и мужественным воином, был награжден несколькими орденами и медалями.
В ноябре из полка убыл один из его ветеранов С. Г. Браушкин. Он давно чувствовал себя неважно. Я замечал, что иногда Степан Григорьевич с трудом садится в кабину самолета, и неоднократно предлагал ему лечь в госпиталь на обследование. Но он все отнекивался, откладывал заботу о своем здоровье "до лучших времен". И вот у Браушкина приключилась язва желудка. Теперь он уже вынужден был поехать в глубокий тыл.
Расставались мы трудно: Браушкину не хотелось оставлять фронт, а мне, пусть даже на время, - терять близкого друга и падежного заместителя. Я не знал тогда, что дороги военной службы вновь сведут нас через 15 лот и Степан Григорьевич предстанет уже в новом качестве - квалифицированным штабным офицером.
Вскоре после того как уехал Браушкин, в полк из госпиталя вернулся Петр Андреевич Карпов. Настроение у него было далеко не веселое. У летчика ампутировали два пальца и часть ладони левой руки, и врачи запретили ему летать на боевых самолетах. Переубедить медкомиссию Карпову не удалось.
"Зачем же он вернулся? - подумал я. - На какую должность? "
Петр Андреевич не стал "темнить" и сразу же признался, что рассчитывает с моей помощью отстоять свое право остаться в боевом строю.
Я посоветовался с полковым врачом майором медицинской службы А. А. Корешковым. Он осмотрел Карпова с пристрастием, исследовал возможности его левой руки, как он выразился, "хватательную" способность оставшихся трех пальцев. Подумал, взвесил все, а потом решительно заявил, что, по его мнению, пациент может летать на чем угодно - "от метлы до ковра-самолета".
Сказочной авиатехникой нас, конечно, не снабжали, и я, ободренный заключением врача, решил полетать с Карповым, чтобы окончательно убедиться в его возможностях. Когда доложил об этом командиру полка, тот даже в лице изменился. Отругав меня за "гнилой либерализм" и "пустое фантазерство", он категорически запретил даже говорить о допуске инвалидов к полетам.
Тогда я надумал обратиться к комдиву - генералу Сандалову. Ведь речь шла пока только о проверке возможностей летчика; никто и ничем не рисковал. Теперь у нас было достаточно учебно-боевых самолетов с двойным управлением.
Благоприятный случай подвернулся буквально на следующий день. Генерал Сандалов прилетел к нам проверить, как идет подготовка молодых летчиков. Я как раз руководил полетами. Комдив ознакомился с плановой таблицей н попросил рассказать, что у нас нового, каковы планы, нет ли вопросов.
Мы любили генерала за то, что он хорошо и часто водил группы в бой, умел просто и задушевно говорить с подчиненными, был требователен и справедлив. Я тут же доложил о возвращении в полк Карпова, о его прежних боевых заслугах, дающих право на более внимательное к нему отношение. А потом изложил план индивидуальной летной подготовки. Меня горячо поддержал Корешков, появившийся на старте в самую нужную минуту.
Командир дивизии проявил живейший интерес к судьбе летчика. Взвесив все "за" и "против", он разрешил мне проверить Карпова, а затем поступать по моему усмотрению, сообразуясь с выявленными результатами.
