Не дыши! - Найяд Диана

Ближе к полудню мне сообщают хорошую новость. Прошло 30 часов, приемы пищи занимают немного больше времени, чем в начале. Я спрашиваю Бонни, будут ли из-за этого проблемы, к примеру, возможно ли, что я отклонюсь на восток. Сейчас я останавливаюсь на 10–12 минут вместо рассчитанных семиминутных остановок каждые 90 минут. Из своей навигационной кабины появляется Бартлетт. Он сияет, словно только что выиграл в лотерею. Ликуя, Бартлетт сообщает, что в плане течения у нас все просто прекрасно. До сегодняшнего дня мы никогда не оказывались в столь выгодной позиции с Гольфстримом. Бартлетт предупреждает, что сейчас, пока Гольфстрим не изменит направление, я могу увеличить время остановок. В таком случае мне стоит пошевеливаться. Если Бартлетт доволен, то все довольны. А Джон сейчас просто в восторге.

Мы движемся вперед! В моей голове играет микс счастливых мелодий: Israel Kamakawiwi’ole Somewhere over the Rainbow и Louis Armstrong What a Wonderful World. Мне плевать на боль во рту. Я пою эти песни целый день. Вместе с Israel и его волшебным голосом я не чувствую боли.

Я представляю нас с высоты птичьего полета: непреклонно движущуюся вперед флотилию. Ее центр – Voyager, справа, в семи ярдах от которого плывет человек, рядом с ним – каяки, а за каяками, словно дельфины по воде, скользят дайверы, постоянно ныряющие на глубину и проверяющие воду вокруг пловца. Финальным штрихом являются четыре корабля-носителя (два – позади и по одному на каждой стороне). Мы – это высокосинхронизированная машина. Работа в команде, стать настоящей Командой – вот то, к чему мы очень долго стремились. Как руки пловца слаженно и равномерно скользят по водной поверхности, так и каждый член команды выполняет свою роль с вполне понятной самоуверенностью профессионала. Сегодня, 1 сентября, все идет просто отлично.

Но в конце дня я теряю правильный настрой. Во время очередной остановки я спрашиваю, как далеко от нас сейчас Плая-дель-Кармен, думая, что мы в Мексике. А когда Полин и Бонни начали допытываться, когда я надену защитный костюм, я чуть не лишилась чувств. Оказывается, на часах было уже пять вечера, а я потеряла ощущение времени. Мои Помощницы говорят про разведку, на которой была Энджел. Она вернулась, почти на 100 % уверенная, что предстоящей ночью медузы меня не побеспокоят. А я не представляю, как фиксатор поместится в мой раздувшийся рот!

Естественно, ровно в 18.30 мне приказывают надевать костюм. Энджел оккупировала Voyager и постоянно переговаривается с Бонни. Последняя произносит самые желанные слова на Земле. Мне придется плыть всю ночь в костюме, перчатках, ластах и клейкой ленте. Но я смогу обойтись без маски! Энджел просто намажет мне лицо и шею зеленым гелем. Я зову ее. Она все еще в воде, недалеко от меня. Я спрашиваю, уверена ли она в том, что без маски я буду в безопасности. В защиту своего страха могу сказать, что воспоминания о последнем укусе еще живы, и я знаю, какая это боль. Энджел уверяет меня, что риск быть ужаленной сегодняшней ночью гораздо меньше, чем в предыдущую. Мне не нравится ощущать склизкий гель на всем лице, защитных очках, шее и шапочке, однако свобода от маски сейчас важнее. Я переворачиваюсь на спину, делая несколько глубоких вдохов. Внезапно вся тяжесть моего костюма улетучивается. Всему виной была неудобная маска.

Снова отличные новости! Как стемнело, ветер сразу утих. Я плыву не в полный штиль, но все равно очень даже неплохо. Во время каждого приема пищи я оглядываюсь на Бартлетта. В маске я не видела ни Джона, ни байдарочников, ни Бонни, ни Voyager. Меня лишили зрения на всю ночь. Сдается, я не потерялась только из-за красных светодиодов. Этой ночью я вижу гораздо больше, чем размытое красноватое мерцание. Даже сквозь «марлю», созданную гелем на моем лице, я могу разглядеть насмешливо ухмыляющееся лицо Бартлетта, когда он высовывается из кабины и показывает мне большой палец. Я вообще не представляю, где мы сейчас. Но что-то подсказывает мне: мы движемся в правильном направлении.

Мой организм не подводит. Только мозг рассредоточивается. Я уже не могу решить, на чем я должна концентрировать внимание в ближайшее время. Мне хочется отвлечь себя, исполнив простую походную песню When the Saints Go Marching In [51]. Но подсознание уносит мои мысли совсем в противоположную сторону. Я не могу отделаться от засевшей в голове песни Грейс Слик:

Не могу остановиться. Алиса, курящая кальян гусеница…

Я потеряна. Уже не помню, где мы, что делаем. Море было спокойно, но сейчас волны швыряют меня в разные стороны. В забытьи я плыву к Бонни, чтобы поесть. Плыву я к ней по-собачьи. Мне тяжело. Я уверена, что не смогу к ней подобраться. Опускаю голову в воду и делаю несколько гребков вольным стилем. Я слышу их голоса, различаю среди них южный акцент Энн. Я словно узник замка Кафки, которому никогда не подобраться к воротам. Рядом с собой я замечаю всех четырех дайверов. Неужели мы в опасности из-за близости акул? Когда я наконец доплыла до девочек, они представлялись мне словно застывшими за стеклом. Меня заворожило это зрелище. Я попыталась дотронуться до них. Их лица искажало это толстое стекло. Я слышала их голоса, но в моей голове это были лишь отголоски эха. Знакомые элементы хаоса. Это больше не механически слаженное плавание с остановками «на поесть» и подтруниваниями друг над другом. Я в ужасе.

Бонни кричит. Ее крик, насколько это теперь возможно, возвращает меня к действительности: – Диана, начинается шторм!

В ответ я тоже кричу: – Я остаюсь в воде!

Бонни: – Мы знаем. Мы тебя прикроем! С тобой все дайверы. Мы собираемся скрыться на время, пока худшее не останется позади. Попробуй брасс, тебе нужно согреться. У Нико есть компас, он скажет, куда двигаться. Теперь лодки идут строго по ветру, рядом с тобой. С тобой все будет нормально. Ребята не могут дотрагиваться до тебя, но у них есть необходимая тебе вода. Просто продержись. Поняла?

Я все поняла.

По моим подсчетам, с дайверами мы пробудем вместе пять часов. (Позже я узнала, что мы пробыли так полтора часа.) Я вишу на волоске. Время от времени я опускаю руки и начинаю идти ко дну. Когда моя голова наполовину в воде, я засыпаю. Дайверы окружают меня и орут:

Нико: Диана… Диана! Пошевелись! Посмотри сюда! Смотри на меня!

Вокруг так темно, я ничего не вижу, только слышу их голоса. Я не различаю лиц этих ребят, а они в нескольких футах от меня. Меня пробирает дрожь. Зубы бешено стучат.

Нико: Диана, не хотите сделать несколько гребков, чтобы согреться?

Я: Хочу.

Нико: Вы видите зеленый свет?

Нико держит в руке шестидюймовый, подсвеченный зеленым жезл. Он прямо передо мной, когда я делаю гребок, Нико толкает его так, чтобы он всегда находился передо мной. Получается, что я плыву на свет.

Нико: Так, правильно. Ты делаешь все правильно. Прямо к зеленому свету. Ты видишь свет? Теплее?

Смахивает на гипноз. Зеленый свет, акцент Нико. Остальные дайверы следят за моей безопасностью за моей спиной. Мне действительно теплее из-за этих неуклюжих движений. Несколько гребков брассом, передышка, затем снова, я увеличиваю толчки. Спрашиваю о Бонни. Она нужна мне. Действительно нужна. Я смотрю направо и вижу Тадж-Махал, реальный Тадж-Махал. Я отчетливо различаю колонны, арки, силуэт. Спрашиваю Джейсона, видит ли он то же, что и я. Он отвечает утвердительно. Я не могу плыть дальше. Я застываю перед Тадж-Махалом. У меня даже в мыслях нет спросить, что делает этот храм во Флоридском заливе. А еще интереснее то, что я в жизни не была в Индии! Это похоже на ощущение, когда в час пик, в гуще толпы, человек замечает что-то особенное. Он останавливается посреди множества незнакомых людей и застывает.