Джованни Казанова - История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5
Я пригласил этого человека пожить у меня семь-восемь дней. Я хотел, чтобы он рисовал и красил под моим присмотром ткани всех расцветок. Он проделал все это, с большой скоростью, и представил мне все, что он сделал, и сказал, что во всем, что касается консистенции красок, я могу подвергнуть куски, что он разрисовал, всем испытаниям. Я носил эти образцы в своих карманах пять-шесть дней, и видел, что все мои добрые знакомые очарованы их красотой и моим проектом. Я решил учредить мануфактуру и с этой целью проконсультировался с моим человеком, который там должен был стать директором.
Решив арендовать дом в пределах замка Темпль, я представился г-ну принцу де Конти, который, поприветствовав мое предприятие, обещал мне свою протекцию и все льготы, которые я могу пожелать. В доме, который я выбрал, и аренда которого стоила бы мне не более тысячи экю в год, у меня был большой зал, в котором должны были работать все мои рабочие, каждый по своей специальности. Я предназначил другую большую комнату под магазин и несколько других помещений на всех этажах, чтобы поселить там основных служащих и поместиться самому, когда мне придет в голову эта мысль.
Я разделил свое предприятие на тридцать акций номиналом по одному су, из которых пять предложил моему художнику и рисовальщику, который должен был быть там директором, сохранив для меня остальные двадцать пять, чтобы распределить их между пайщиками, которые поделят пропорционально и расходы. Я дал одну акцию врачу, который обязался обеспечить охрану магазина и поселялся в здании со всем семейством, и я нанял за свой счет четырех лакеев, двух служанок и портье. Я должен был также дать одну акцию бухгалтеру, который обеспечивал наличие двух клерков и поселялся также в здании. Я проделал все это менее чем в три недели, загрузив работой несколько столяров для изготовления шкафов магазина и двадцати станков в большом зале. Я поручил директору найти двадцать девушек для раскрашивания, которым я должен буду платить по субботам; и закупил в магазин две-три сотни кусков прочной тафты, турского полотна и камелота — белого, желтого, зеленого — чтобы рисовать на нем рисунки, выбор которых оставил за собой. Я платил всем звонкой монетой.
При грубом подсчете, проделанном вместе с моим директором, полагая начало продаж только на конец года, мне нужно было 100 тысяч су. В любом случае, я смог бы продать товар на 20 тыс. дешевле, но я надеялся, что мне никогда не понадобится распродавать, потому что я рассчитывал на ренту в 200 тысяч.
Я прекрасно видел, что это предприятие меня разорит, если продажи не получатся; но как бы я мог предположить такую беду, видя красоту моих тканей и слыша, как все мне говорят, что я не должен их продавать по столь низкой цене? Я потратил менее чем за месяц, чтобы подготовить этот дом, около 60 тыс. луи, и надо было платить в неделю 1200 луи. М-м д'Юрфэ смеялась, потому что полагала, что я все это делаю, чтобы пускать пыль в глаза любопытных и чтобы обеспечить себе инкогнито. Что мне больше всего нравилось, и что должно было при этом заставить меня трепетать, было зрелище двадцати девушек в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет, все приличного вида и больше половины из них сравнительно хорошенькие, внимательно воспринимавшие инструкции художника в своей новой работе. Самые дорогие из них мне стоили только двадцать четыре су в день, и все они имели репутацию умных, отобраны женой директора, которая была женщиной набожной, от которой я выслушивал это заверение с весьма большим удовольствием, уверенный в ее снисходительности в случае, если мне придет в голову воспользоваться какой-нибудь из них. Но Манон Баллетти дрожала, когда видела меня обладателем этого сераля. Она всерьез дулась на меня, хотя и знала, что вечером все они отправлялись ужинать и спать по домам. Но вот какое дело обрушилось на меня, грозя нарушить мой покой.
Вот уже три месяца, как Мисс Кс. К.В. находилась в монастыре и она приближалась к финалу; мы переписывались два раза в неделю, и с этой стороны я жил вполне спокойно. Поскольку г-н де ла Попелиньер женился, Мисс, по выходе из монастыря, должна была возвратиться к себе, и никто больше не говорил об этом деле.
Однажды, пообедав у м-м д'Юрфэ, я пошел прогуляться в Тюильери. На главной аллее я вижу женщину в возрасте, в сопровождении мужчины со шпагой, обернутой в черное, который при виде меня останавливается и что-то ей говорит. Все это происходит спокойно, я продолжаю прогулку, но на следующем кругу я вижу ее снова, затем, поравнявшись со мной, она останавливается и всматривается в меня, и я вспоминаю, что видел мужчину, прогуливающегося с ней, в игорном доме, носящего гасконское имя Кастель-Бажак. При своем третьем кругу я узнаю в женщине ту, у которой я был вместе с Мисс, чтобы проконсультироваться по поводу ее беременности. Я догадываюсь, что она меня узнала, и, не думая больше об этом, выхожу из сада, чтобы идти прочь.
Через день, в одиннадцать часов, в момент, когда я садился в свою коляску, я вижу человека со скверной физиономией, который вручает мне бумагу и говорит, чтобы я прочел. Видя каракули, я прошу его прочесть самому, и слышу, что после обеда в такой-то день мне приказывается предстать перед комиссаром, чтобы ответить на жалобу, которую выдвигает против меня акушерка такая-то. После чего он уходит.
Не имея возможности догадаться, на что может жаловаться эта потаскуха, и будучи уверен, что она не сможет доказать, что я ее знаю, я иду к знакомому прокурору и формально поручаю ему меня представлять. Я его заверяю, что не знаю и никогда не был знаком в Париже ни с какой акушеркой. Этот прокурор идет к комиссару и приносит мне на следующий день копию жалобы.
Она жаловалась, что я был у нее в такую-то ночь вместе с дамой на пятом месяце беременности, оба в домино, что означает, что мы вышли с бала в Опере, и что я попросил у нее средства для производства аборта, держа в правой руке пистолет, а в левой — сверток с пятьюдесятью луи, и предложил выбирать. Страх заставил ее ответить, что у нее нет необходимых готовых зелий, но что они у нее будут в следующую ночь, и что после этого я ушел, пообещав вернуться. Думая, что я не обману, она попросила на следующее утро г-на де Кастель-Бажак спрятаться в комнате, соседней с той, где она меня принимала, для гарантии от насилия, но больше меня не видела. Она не замедлила бы принести жалобу, если бы меня знала. Прошедшим днем она встретила меня в Тюильери, и г-н де Кастель-Бажак, который меня знает, назвал ей мое имя и место жительства, и она не замедлила на меня донести, и что она заявляет, что я должен быть осужден по всей строгости закона. Таково удовлетворение, которого требует ее оскорбленная честь. Кастель-Бажак был назван как свидетель.
