Николай Губернаторов - Скрытые лики войны. Документы, воспоминания, дневники
В заключение, согласно правилам конспирации, мы с вами должны выбрать ваш псевдоним и название нашей операции. Какие у вас предложения?
— Мне все равно. Я любой псевдоним приму, да и название операции, какое вы посоветуете, — ответил Алексей.
— Я предлагаю, — инструктировал я, — псевдоним Ткач, который соткет полотно, соединяющее судьбу Ростова с Родиной, а название операции — «Буревестник». Пусть эта отважная птица вдохновляет всех нас на успех. Вы не возражаете?
— Нет, не возражаю. Вполне удачные названия, — согласился Алексей.
— Вот, пожалуй, все, что я хотел вам сообщить. С Ростовым говорите твердо, уверенно, действуйте совместно и поберегите, успокойте детей. Есть у вас вопросы или просьбы?
— Вопросов у меня нет, — ответил Алексей, — мне все ясно. А вот просьба есть: могу я написать письмо матери, а то она уже два года не знает ничего обо мне.
— А вы что, — спросил я, — до сих пор ей не написали, что вы живы и здоровы? Сегодня непременно напишите. А вернетесь с задания, тоже сообщите.
Отчет Ткача — агента Управления контрразведки «Смерш» 1-го Белорусского фронта:
«В ночь на 17 ноября 1944 года на участке обороны 117-й стрелковой дивизии, в районе города Пулавы, я в сопровождении капитана Белоглазкина и трех полковых разведчиков после изучения обстановки на передовой перешел линию фронта. Распрощавшись с капитаном и разведчиками примерно в 70 метрах от немецкой обороны, я дальше пошел один. Пройдя метров 200 в глубь немецкой обороны и никого не встретив, я залег в окопе и дождался рассвета.
Утром, следуя дальше, я увидел немецкого солдата. Подойдя к нему с поднятыми руками, заявил, что являюсь «дойче агентом». Немец, отобрав у меня автомат, отвел на КП роты, где немец в чине лейтенанта спросил у меня пароль, затем угостил кофе и в сопровождении двух солдат направил в штаб батальона. Здесь со мной беседовал капитан, который спросил, кто я и пароль. Пробыв в штабе батальона около часа, я был сопровожден в штаб полка, находившийся в лесу, примерно в 7 км от передовой. В штабе полка офицер задал вопросы: много ли русских на участке, где я переходил фронт, их возрастной состав, сколько имеется артиллерии и танков. На все вопросы я ответил согласно полученным указаниям.
В штабе полка я пробыл около двух часов, потом меня в сопровождении двух кавалеристов направили в штаб корпуса, находящийся также в лесу, примерно в 15 км от передовой. В штабе корпуса, куда мы прибыли вечером, меня допрашивал немец в чине лейтенанта из отдела «I-ц», владеющий русским языком. Его вопросы:
1. Где и как перешел линию обороны?
2. Крепкая ли оборона у русских, есть ли артиллерия и танки?
3. Как питание и настроение русской армии?
4. Собираются ли русские наступать?
5. Есть ли на фронте польская армия и каково настроение поляков, кто для них лучше — русские или немцы?
На все вопросы я ему отвечал согласно полученному инструктажу.
После допроса меня накормили ужином и отправили в землянку. Наутро я был подвергнут вторичному, тяжелому допросу тем же лейтенантом и свирепым офицером СС в черном мундире. Хорошо говоривший по-русски эсэсовский офицер грубым голосом раздраженно спросил:
— Значит, задание ты наше выполнил?
— Да, выполнил, — ответил я.
— А с каким заданием русских ты вернулся назад, к нам? — продолжал с напором офицер.
— Я вас не понимаю, господин офицер. Не хотите верить — проверьте, — возразил я.
— Прикидываешься, темнишь! — рявкнул офицер. — Мы знаем, что русские тебя задержали и под угрозой расстрела ты согласился работать на них, поэтому и переправили тебя через линию фронта к нам. А вот какое задание они тебе дали, ты не хочешь говорить. Не скажешь — расстреляем!
— Что ж, если я вам не угоден, то вы можете сделать со мной все, что захотите, — как можно спокойнее среагировал я на его угрозу. — И потом, господин офицер, если вы думаете, что я перевербован русской разведкой и направлен к вам, то по логике ваших мыслей они должны были снабдить меня чем-то, например, важными для вас секретами с целью ввести ваше командование в заблуждение. А в действительности я такими сведениями не располагаю и сообщил вам только то, что лично видел и узнал у русских. И потом, представьте себе и задумайтесь: какое задание я могу у вас выполнить, какой вред я могу вам причинить? Ни оружия, ни взрывчатки, ни рации у меня нет и не было. Автомат и тот отобрал ваш солдат, которого я встретил после перехода линии фронта. У русских, как вам известно, хватает сил и возможностей чего-то добиться и без моей помощи, не связываться и не возиться с моей персоной.
После моих слов офицер задумался, а потом спросил:
— Тогда скажи, что тебя заставило вернуться к нам, рискуя жизнью, какими мотивами ты руководствовался?
Я ответил:
— До вербовки меня абвером я, как знающий дизельные моторы, работал на заводе «Оскар-Дизель» в Лодзи, работа была интересная и нравилась мне. Капитан Больц и Ростов, которые вербовали и обучали меня, обещали после выполнения задания и возвращения назад предоставить мне более выгодную работу, хороший заработок и отдельную квартиру. Я им поверил и верю сейчас и надеюсь, что они выполнят эти обещания. А для меня любимая работа и нормальные бытовые условия — это главные стимулы и мотивы в моей жизни.
— И все-таки мы тебе не верим, — продолжал настаивать офицер. — Как ты мог без содействия русской разведки пересечь линию фронта и не подорваться на мине? Ведь весь передний край нашей обороны, все подходы к немецким окопам заминированы. А ты легко преодолел минное поле. Без посторонней помощи ты бы не смог это сделать.
— Господин офицер, я ведь сапер и знаю, где ставят и где не ставят мины. Я выбрал для перехода к вам ручей, протекающий от вашей обороны к русским окопам. Зная, что мин в воде нет, я по ручью свободно прошел передовую и вышел ко второй линии немецких окопов, уже в глубину обороны, где нет мин, и на рассвете встретил первого немецкого солдата.
— И все-таки я должен тебя расстрелять. Мы не можем допустить к нам даже нашего агента, побывавшего у русских и неискреннего перед нами.
Офицер вызвал солдата и приказал ему взять лопату. И меня вывели из бункера в лес, офицер вручил мне лопату и сказал:
— Ну что ж, рой себе могилу, если не хочешь признаваться!
Я ответил, что кроме того, что я сообщил, мне нечего утаивать.
Когда могила была готова, офицер бросил мне черную тряпку и велел завязать глаза. Тут я окончательно понял, что весь этот спектакль — последняя проверка. Я знал, что по заведенному немцами порядку вернувшегося с задания агента, кто бы его не задержал, должны доставить в тот орган абвера, который его вербовал и посылал на задание. Меня этот офицер обязан был отправить в «Буссард». А пока он решил проявить усердие. Подняв тряпку и скомкав ее, я бросил офицеру под ноги.
