Давид Драгунский - Годы в броне
Машина вынесла нас на большую поляну, за которой начинался молодой лесок. Именно отсюда командир взвода разведчиков нашей бригады лейтенант Андрей Серажимов пошел на своем танке в разведку. Не встречая сопротивления, на глазах у изумленных жителей, оторопевших полицаев и испуганных охранников он средь бела дня ворвался в польский город Сташув, взобрался на ратушу и водрузил на ней двухметровый красный стяг.
После этого разведчики, прихватив двух гитлеровцев, отправились в обратный путь.
А на другой день мы освободили Сташув. Поляки с восторгом встретили советских танкистов, а высоко над ратушей развевалось ярко-красное полотнище, изрешеченное пулями...
Воспоминания увели меня к событиям тех незабываемых дней...
Освободив Сташув, мы должны были совершить марш в направлении Ракува, Иваниски.
Ночь застала бригаду в одном из больших лесных массивов в районе Иваниски. Связались с командиром корпуса. Я попросил уточнить задачу и попытался склонить его к тому, чтобы остановить наше движение на северо-запад. Неясность обстановки, отсутствие соседей справа и слева, мысль о том, что сзади никто нас не подпирает, - все это очень настораживало меня. Но генерал В. А. Митрофанов был неумолим.
- Нигде не останавливаться. Идти только вперед. Утром к вам подойдут бригады Слюсаренко, Головачева, Чугункова.
Война требует беспрекословного повиновения. В конце концов, генералу виднее, он мыслит масштабами армии, фронта. Я принадлежал к той категории людей, которые, уяснив и поняв смысл полученной задачи, всегда стараются точно выполнить ее. Эти качества прививал и подчиненным. Комбатов я изучил хорошо. Мне давно была известна осторожность, расчетливость и хитрость Петра Еремеевича Федорова. Этот человек напролом не пойдет: двадцать раз взвесит и только тогда будет бить наверняка. Экспансивного, решительного в действиях, порою даже опрометчивого Николая Акимовича Осадчего надо было сдерживать. Пользуясь любовью подчиненных, он мог увлечь их за собой на самое трудное и рискованное дело. А майоров Г. И. Савченкова и Ф. Н. Старченко отличали спокойствие и уравновешенность, сочетавшиеся с решительностью. Эти черты были определяющими в характере обоих. Тогда, в ту ночь, выбор мой пал на Федорова. Его батальон я выпустил первым.
- Петр Еремеевич, еще раз прошу тебя, будь осмотрительным, в пекло не лезь. Ты для бригады сегодня ночью - ее глаза и уши.
- Меня не надо предупреждать, все будет в порядке, товарищ полковник.
Батальон двинулся вперед. Несколько часов я был в курсе его действий. Обойдя Опатув, он овладел селением Лагув и перерезал магистраль Сандомир Кельце. Танкисты Федорова с ходу разгромили вражескую роту, разогнали обозы, раздавили танками склады и, не встречая сопротивления, успешно продвигались на север. И все же в ту ночь кто-то будто подменил Федорова. Отбросив осмотрительность, он рванул далеко вперед. Его радиостанция удалялась все дальше и вскоре совсем замолкла. Ночью прекратилась связь со штабом корпуса. Полная неясность обстановки все больше тревожила меня. Посоветовался с Дмитриевым и Свербихиным. Из головы не выходила мысль: почему за нами не следуют остальные бригады? что задумал командир корпуса?
Сделал последнюю попытку связаться с Федоровым и генералом Митрофановым. Убедившись, что тот и другой молчат, решил не останавливаться, подал команду "Вперед!", и вся 55-я гвардейская взяла курс на север. Вслед за нами тут же потянулся 238-й артиллерийско-истребительный полк, которым командовал майор Русаков.
На дорогах к Ракуву, Иваниске, Лагуву видны были следы работы танкистов Федорова: десятки раздавленных машин, цистерн, фургонов... Регулировщики тут и не требовались: указателями служили сплошные разрушения.
Мы продолжали продвигаться на север.
И вдруг... как по единой команде, противник налетел на нас с воздуха, ударил из леса, накинулся из оврага. Бомбовые удары чередовались с артиллерийскими налетами. Бригада попала в ловушку: пропустив авангардный батальон Федорова, фашисты обрушились на ее главные силы.
С большим трудом нам удалось зацепиться за пустующий фольварк и оседлать примыкавшую к нему безымянную высоту. Подразделения, выскочившие на большое поле, приняли боевой порядок. Командир артполка с ходу развернул три артиллерийские батареи и открыл огонь. Командир роты крупнокалиберных пулеметов ДШК лейтенант Николай Игнатьевич Толстых стал обстреливать низко летящие самолеты и заставил их подниматься все выше и выше. Подошел батальон Старченко и тоже с ходу включился в огневой шквал. С чердака придорожного дома я увидел, как наш батальон автоматчиков спешно окапывается вдоль большого оврага.
Потрясение, вызванное внезапным ударом врага из засады, стало проходить. Нам удалось организовать ответный огонь, выиграть несколько часов времени и, собравшись с силами, принять необходимые меры. По темпу стрельбы, по количеству летящих в нашу сторону снарядов и мин, по непрекращающейся авиационной бомбежке мы в основном правильно определили численность группировки противника. Соотношение сил сложилось не в нашу пользу. Особенно скверно было то, что 1-й батальон ушел далеко на север, а Осадчий со своими танкистами застрял где-то сзади. Со мной осталось меньше половины людей. Бригада оказалась как бы разорванной на части.
Во второй половине дня усилились авиационные налеты. Несколько фугасок крупного калибра попали в центр хутора, где расположился штаб бригады. Вышла из строя машина с радиостанцией, перевернулись кухни, загорелся штабной автобус. Связь со штабом корпуса по-прежнему отсутствовала. Сильный артиллерийский и минометный огонь по 2-му танковому батальону, по артиллерийским позициям и мотобатальону автоматчиков длился уже более 15 минут. А между тем снова появились бомбардировщики. Обработка нашего пятачка велась с каким-то особым остервенением.
Вслед за действиями авиации и артиллерии, как и следовало ожидать, началась атака. На горизонте показались немецкие танки. Из леса вынырнули десятки бронетранспортеров с пехотой. Начался штурм наших наспех оборудованных позиций.
Я чувствовал на себе вопросительные взгляды подчиненных. Это был тот случай, когда от командира требовалось особое самообладание, воля, выдержка. Я отлично понимал, что необходимо выиграть время, хотя бы несколько часов, дождаться темноты, собрать в единый кулак разбросанные батальоны. Но что я мог противопоставить неприятелю? Огонь немногочисленных танков и трех батарей противотанковой артиллерии? Огонь батальона автоматчиков? Положение могла спасти только неукротимая воля обороняющихся. Каждый, кто был на поле боя, понимал: надо во что бы то ни стало устоять. Отходить - некуда! Идти на запад, в гущу вражеской группировки, - бессмысленно; прорываться на юг или на восток к своим войскам - невозможно. Драться, громить врага, бить его по частям, остановить его наступление - вот задача, от выполнения которой зависела судьба сотен людей.
