KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Документальные книги » Биографии и Мемуары » Максим Гуреев - Альберт Эйнштейн. Теория всего

Максим Гуреев - Альберт Эйнштейн. Теория всего

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Максим Гуреев, "Альберт Эйнштейн. Теория всего" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Государственный антисемитизм в Германии при нацистах стал реальным воплощением зла, Молоха, не в фигуральном, но в прямом смысле пожирающего человеческие жизни. Страх смерти, желание спасти себя и своих родных, страдания и унижения во многом определили трагическое, апокалиптическое восприятие ХХ века не только Альбертом Эйнштейном. Известно, в частности, достаточно резкое определение современного ему социума Зигмунда Фрейда – «…человечество в общем и целом – мерзкое множество».

Являясь всемирно признанным ученым, создателем научного знания нового поколения, лауреатом Нобелевской премии, Эйнштейн при этом не мог не ощущать по отношению к себе проявлений антисемитизма на самых разных уровнях – от оскорбительных выкриков коллег-ученых до системных призывов определенных политических групп уничтожить «еврейскую науку» и ее лидера Эйнштейна. Всякий раз, выслушивая эти нападки, Альберт с сожалением и усмешкой называл себя «еврейским святым», вынужденным лишь в бессилии разводить руками перед агрессивным нацистским большинством.

Анализируя суть антисемитизма, русский философ Николай Бердяев писал: «В основе антисемитизма лежит бездарность. Когда изъявляют претензию на то, что Эйнштейн, открывший закон относительности, еврей, что еврей Фрейд, еврей Бергсон, то это есть претензии бездарности! В этом есть что-то жалкое. Есть только один способ борьбы против того, что евреи играют большую роль в науке и философии: делайте сами великие открытия, будьте великими учеными и философами. Бороться с преобладанием евреев в культуре можно только собственным творчеством культуры. Это область свободы. Свобода есть испытание силы. И унизительно думать, что свобода всегда оказывается благоприятной для евреев и неблагоприятной для неевреев».

Однако и сам Эйнштейн признавал это, далеко не все антисемиты были уж столь бездарны. В частности, отец так называемой «арийской физики» Филипп Ленард был, по мнению Эйнштейна, выдающимся ученым, но при этом активно сотрудничал с нацистами и до последних дней своей жизни был уверен в том, что феномен Эйнштейна связан со всемирным еврейским заговором.

Именно то обстоятельство, что в СССР пропаганда антисемитизма на государственном уровне считалась уголовным преступлением, скорее всего (в числе прочих «плюсов» сталинской системы), во многом объясняло весьма странные симпатии нобелевского лауреата к стране победившего социализма. Другое дело, что Эйнштейн старательно закрывал глаза на еврейские погромы в науке (медицине в частности) на рубеже сороковых – пятидесятых годов ХХ века в СССР, находя информацию об этом результатом буржуазной пропаганды и клеветы на большевиков.

К силам, противодействующим свободному научному творчеству, впрочем, и не только научному, Эйнштейн также относил человеческую глупость. Альберт восклицал: «Две вещи действительно бесконечны: Вселенная и человеческая глупость. Впрочем, насчет Вселенной я не уверен».

Глупость питает зависть, бездарность, несвободу, суеверие, страх, комплексы, пришедшие из детства, химеры, порожденные депрессией и сумеречным состоянием души.

Откровенно говоря, именно глупость следовало бы назвать источником и антисемитизма, и нацизма, и большевизма, а также прочих форм социальных и национальных фобий. Пожалуй, именно перед глупостью пасует даже самый просвещенный и изощренный ум, ведь глупость парадоксальна и непредсказуема.

«Ничто не обходится в жизни так дорого, как болезнь и глупость», – писал Фрейд. И добавлял: «Первым признаком глупости является полное отсутствие стыда».

Это добавление, как представляется, очень важное и поднимает разговор на новый уровень. Стыд, являясь категорией нравственной и во многом иррациональной, не вписывается в жесткие рамки научной картины мира. Понимание границ допустимого немыслимо без признания неких общих для всех морально-нравственных констант, позволяющих преодолевать глупость, бесстыдство, жестокосердие. Безусловно, религиозное сознание, понимаемое как дар свободного отвержения зла, а не как способность слепо и бездумно ретранслировать десять заповедей Господних, и есть благотворная возможность соблюдать собственное «я» в границах человеческого, созданного по образу и подобию Божию, образа.

Эйнштейн ищет душевное и духовное равновесие в одиночестве, следовательно, в самочинном определении границ нравственного и безнравственного, допустимого и недопустимого.

Леопольд Инфельд, соавтор Эйнштейна по книге «Эволюция физики», писал: «Для него [Эйнштейна] изоляция была благословенной, потому что предохраняла от избитых путей. Одиночество, независимое обдумывание проблем, которые он сам перед собой ставил, поиски собственных, уединенных дорог, то, что он избегал давки, – вот наиболее характерные черты его творчества. Это не только оригинальность, это не только научная фантазия; это нечто большее…»

Биографы ученого, всякий раз приступая к этому «нечто большему», почему-то недоговаривали. Вернее сказать, пытались найти объяснение интуитивно угадываемому, умозрительному, мистическому при помощи неких устойчивых показателей, формул и теорем. Следует заметить, что это во многом удалось на ниве рационального восприятия мира, но не следует забывать, что иррациональный, парадоксальный и непредсказуемый мир тоже существует. Именно столкновение с ним повергало Эйнштейна в ступор, влекло за собой депрессию, а сомнения в правильности избранного пути на долгие и мучительные месяцы останавливали работу над общей теорией поля.

В эти минуты (часы) казалось, что Эйнштейн слушает лишь ему одному доступные звуки музыки, непостижимые, но и в то же время разлитые во всем мире вне зависимости от того, какое на дворе столетие – XVIII век Моцарта или XIX век Вагнера.

Из книги Б. Г. Кузнецова «Эйнштейн»: «Сопоставление с музыкой Моцарта раскрывает романтизм научного подвига Эйнштейна и романтизм неклассической физики в целом, романтизм неклассического идеала науки. Речь идет совсем не о том романтизме, который <…> противопоставляют классицизму (при разделении ученых на романтиков и классиков). Речь здесь не идет и об обычной характеристике классицизма XVIII века и романтизма XIX века, которую кладут в основу периодизации культуры нового времени. Чтобы говорить о романтизме как черте научного творчества, нужно взять это понятие в значительно более широкой версии, даже более широкой, чем романтизм, о котором говорит Гегель в своей “Эстетике” <…> эволюция романтизма включает пересмотр самых основных определений, как и пересмотр жанровых границ понятия. Оно (понятие) начинает включать научное творчество». Аскетические интонации классической науки не могут заглушить неклассического и романтического в своей основе аккомпанемента.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*