Артур Черный - Мир Всем Вам.
Кто ответит: за что?.. Я отвечу…Ты, кто хочет услышать, оставь свой слух. Здесь не бывает слов. Это понимается сердцем. Остановись однажды на улице, задержись у себя во дворе. Видишь?.. Это совсем рядом. Не надо куда-то бежать, если ты не на чужбине и не в плену. Это здесь, у твоего очага. Согни колени. Согни, даже если ни перед кем в жизни не гнул. Здесь нет никакого стыда. Протяни руки и зачерпни ладонями землю. Черную тяжелую землю… Открой перед собою ладони. Чувствуешь?.. Это — твоя земля. На неё падали, сраженные мечом или старостью, твои отцы. С нее уходил Игорь в Дикое поле ломать половецкую кость. По ней топтались монгольские кони, пока им не срубили копыта. На ней громили немецких рыцарей, искавших здесь смиренных рабов. Отсюда едва уползли остатки Великой наполеоновской армии. Сюда заносила ногу Интервенция, да была штыками отброшена за моря. Здесь, сломав себе шею, навсегда рухнул фашизм… Это никуда не ушло. Не обратилось в пыль, как писала история. Это всё здесь, на твоих ладонях. Чувствуешь?.. Сколько всего в горсти родной земли!..
И никакие годы, и целая жизнь не дадут тебе больше, чем эта минута, когда ты, может впервые, согнул прямые колени. И никакие слова не заменят того, на что способна в этот миг тишина. ЭТО понимается не словами, ЭТО должно лежать в сердце. И ОНО не меняется из века в век: «…за обиду нашего времени, за Землю Русскую, за раны Игоревы, буйного Святославича!»
Ты, в чьих руках лежала земля! Понял ли, чей ты сын? Почувствовал ли прикосновение Матери?..
Дай Бог, чтобы и ты оставил на отчей земле достойные минувших времен следы. В дни мира и в дни войны. В труде и в бою!
…Это лето затопило кровью Кавказ. Бандиты устали сидеть в Чечне, потеряли прежний к ней интерес. Соскучились по новым подвигам и новым краям. То, что нелегко давалось в Республике, оказалось по силам за ее рубежом. Там не было таких войск, не было столько оружия, там давно поселилась беспечность. В июне боевики заглянули в гости в соседнюю Ингушетию. Атаковали Назрань, пошумели в Карабулаке и Орджоникидзевской. Больше досталось Назрани. Там в одну ночь избавились от доброй сотни служивых и, попавших под горячую руку гражданских. На патроны никто не скупился. Вместе с чеченцами — подручными Басаева, участие в налете на родную столицу принимали и завербованные ингуши. Многих видных людей в ту ночь отправили к богу: и силового министра, и главного прокурора. А для полноты свиты нарядили им вослед и замов и разное другое начальство. Удачно напали, удачно повоевали, ограбили большие военные склады, взяли крупные боевые трофеи и, потеряв минимум живой силы, удачно ушли.
В августе тот же сценарий с успехом сыграли в Грозном. По поводу этой вылазки многие поднимали шум, будто боевики хотели сорвать выборы нового президента. Хотели да не смогли. Ерунда. Тех вряд ли волновало, кто следующим поднимется на трибуну «Динамо»… Боевики приходили в Грозный поглумиться над нами. Показать всем, что плевали они на все последние наши успехи и на всю «контртеррористическую». Что они не призраки, не мертвые души, которые только и остались, что в древних местных легендах. Но в Грозном они не взяли того, что так удачно собрали в Назрани. Здесь улов оказался пожиже да рыба помельче. Не министры и прокуроры, а лишь их рядовые работники. По разным свидетельствам от пятидесяти до ста трупов на город, всех вместе, и гражданских и негражданских. Но боевики торопились. И закончили всю работу за три-четыре часа. Походили по опустевшим улицам, покричали в полный голос «Аллах акбар!», «Ичкерия!», оставили трупы на Минутке, на автовокзале, в Старых Промыслах, по дороге на Ханкалу и с чистой совестью покинули город. Всё это лично видел весь Грозный, и только с чужих слов слышала Ханкала. Но на следующее утро последняя объявила о «неудачном налете» и полном его разгроме. А осенью с «той стороны» до нас доползли слухи, что, дескать, бандитам не заплатили за Грозный. Мол, мало в нем накрошили. Не оправдали заказ.
И снова август. И уже не Кавказ. Две женщины-шахидки сели в разные самолеты и уже в воздухе с разницей в минуты разнесли себя в клочья. «Борты» ушли в пике и свалились на землю. Оба летели из Москвы, оба не долетели. Один до Волгограда, другой до Сочи.
Бесконечные набеги на Дагестан… Перестрелки, теракты, бои… Не в серых безвестных ущельях, не на глухой чеченской границе. В многолюдных городах, в местных столицах, на главных улицах Махачкалы. И стреляли не какие-то вчерашние новобранцы, а ветераны-партизаны, с которыми на равных дрались Армия, Дагестанский СОБР, ОМОН. На управу с которыми в города въезжали танки и минометы. А они всё лезли и лезли… С долларами, с оружием, с безумной идеей поставить «от моря до моря» Кавказский свой халифат. Не вышло мытьем, как в 99-м, так пройдет катаньем… Но Дагестан оставался верен нам! Все-таки верен. Еще не всех купили за доллары. Многих, но не большинство. Держались дагестанцы. За что держались? Да всё за то же. За обиду нашего времени, за землю своих отцов. Не за убогий оклад и паек…Здесь в Чечне еще что-то платили. У них же — одна нищета. Что в армии, что в милиции.
Но кончилось лето, и все его несчастья оказались лишь каплей из ковша настоящего горя.
Осетия. В первый день сентября бандиты пришли в Беслан…Не у каждого повернется язык рассказать, что там произошло. Потому что это превысило всякую меру людского страдания. Потому что давно умерли, пострадали памятью многие, кто пережил зверства фашистов. А их детям и внукам еще не перепадало такого за собственный век… Поначалу среди нас прошел слух, что захвачены две школы в самом Грозном. И как ожесточились, как взволновались на это известие милиционеры-чеченцы нашего РОВД… А потом стала известна правда. И в один миг смолкли, потускнели чеченцы. Не от равнодушия, что убивают другую нацию. От обиды за собственную. Ведь это с их земли явился террор. Ведь бандитов, что держали в Беслане детей, всех без разбора называли чеченцами… Вечером того дня в отдел заезжал их ОМОН — пара бойцов с офицером. Когда зашел разговор о Беслане, командир только нахмурил лицо: «Нам бы туда… Да кто пустит теперь?!.» Все эти дни мы ждали отправки на штурм. На помощь, на месть. Но так и остались в Грозном, так и не скинули кепки, не надели ни шлем, ни берет…
Беслан… Кто не знает об этой трагедии? И нужно ли здесь ворошить это жуткое прошлое? Может и нужно. Для того, чтобы увидеть и нам, и чеченцам, до чего нас довел этот спор. Для того, чтобы не осталось в России ни одного равнодушного сердца. Чтобы хоть раз в году, в первый день сентября, оно сбивало свой ритм, услышав сквозь время горький голос Беслана — первый школьный звонок, на который, не зная ничего о войне, бежали когда-то маленькие беззащитные дети. Чтобы все вспомнили, как лежали их крохотные трупы в руинах разбитой школы. Как, заслоняя живых и мертвых, стояли в полный рост бойцы «Альфы» и «Вымпела». И, сбитые пулями, сами валились на землю…
