Артур Черный - Мир Всем Вам.
Грозный обобрал нас до нитки. Я потерял Эсмеральду и потерял себя самого. Всего лишь себя самого. Она сберегла меня и потеряла брата. Он погиб там прошлой осенью, разменяв двадцать четвертый год.
…Со дня возвращения туда и до сегодняшнего, не было такого, когда бы я не думал о самоубийстве. Целый год хотел я лишь одного: поскорее приблизить смерть. Хотел встретить ее весной, ждал её осенью, звал в казарму и в собственный дом. А она вечно приходила к другим. Вечно пряталась от меня, заметая следы. Поднималась заря, а я стоял на ногах, падало солнце, а я оставался в живых. И так повторялось весь год! Что ни день, то скверная копия прожитого вчера, что ни час, то всё меньше надежды на смерть. А теперь, когда у меня забрали оружие, когда не стреляли вокруг, она стала такой роскошью, она укатила в такую даль, моя смерть, что я словно приблизился к вечности.
И вот я замкнулся в себе. Стал разговаривать с зеркалами, с портретами, со стенами в собственном доме. Стал сторониться людей. Для меня перестали существовать родственники и друзья. Они были где-то недосягаемо далеко, за дверью моей квартиры, которую я не открывал много дней. Много дней я сидел в своей комнате, и не находил ни одного важного дела, чтобы шагнуть за порог. Совсем зарос бородой, давно не смотрел в календарь… А теперь, ко всем бедам, ко мне привязался страх. Тяжелый животный страх, что легко одолевал разум. Он будил за полночь, бросал меня в дрожь и, как ребенка, загонял под одеяло. Этот ужас являлся из Грозного. Он находил меня каждую ночь и ни разу не ошибался дверью. А я не мог справиться с этим кошмаром… И этими же ночами ко мне приходили товарищи. Приходили в мороз, загорелые, в тельняшках, с оружием, легко одетые. Они погибли летом и помнились именно такими. Они садились рядом, долго разговаривали со мной, смеялись и вспоминали общее прошлое. На них не было трупных пятен, они ничуть не постарели за это время. С ними было так просто и так легко, что мне не хотелось никого отпускать. Но вот все брали оружие и поднимались, чтобы уйти. И, уходя, звали меня за собой. Протягивали руки и говорили: «Пойдем с нами». Я подавал ладонь и, радуясь непонятно чему, шел за ними. А, просыпаясь, знал, что этим летом они ждут меня там. Знал, зачем они приходили. Это была их миссия — заранее показать мне дорогу, чтобы я не заблудился без провожатого. Я понимал это. Понимал, что следующее возвращение станет последним. Понимал и снова хотел вернуться… Понимал и не знал, что делать теперь…
Оставалось только одно: ждать. Ждать неизвестно чего.
Когда на этой земле вновь наступит весна, я постараюсь все позабыть. Пусть прошлое оставит меня в покое, и больше не следует по пятам. Пусть память о прожитом перестанет наведываться в мой дом и приглашать в него мертвых. Я больше не хочу видеть их тени, они вечно оставляют следы. Да не на половицах, а сразу в душе. Я не желаю больше слышать об этой войне. Не хочу дружбы тех, кто делил со мной эти дни. Пускай они будут рядом, но не вспоминают Чечню. Я просто не могу жить с этим дальше. Пусть Бог поменяет мой путь. Пусть завтра начнется новая жизнь. Мерзавца или героя, отступника или пророка. Мне уже все равно, что ждёт впереди.
Теперь я хочу только одного: все позабыть. Но до конца жизни не смогу этого сделать.
Я позабыл чеченскую войну.
Не помню день ни первый, ни последний,
Не помню даже слабое мгновенье,
Прожитое в дурном ее плену.
Я позабыл, как ночью плачет дождь,
Стекая грязью к дну сырых окопов,
Как в них, насквозь промокшая пехота,
Пытается унять густую дрожь.
Как лопаются, складываясь в хлам,
Не выдержав огня многоэтажки.
Колонны беженцев униженных вчерашних,
Их слабый глас к давно минувшим дням.
Я позабыл. И нужно ль вспоминать
Тех черных лет кошмар переживаний,
Где столько бед за каждым из названий
Аулов, городов и даже дат.
Где память зла к былому и к судьбе
И ни одной ошибки не прощает,
Где до сих пор друзья не оживают,
Прижавшись к взрытой минами земле.
Приходят ли ночами сны тех лет
Или статья газетная тревожит,
Я через миг не помню и не должен
Вернуться в жизни прожитый сюжет.
Я все забыл и больше не хочу
Прижаться вновь к прикладу автомата.
Я долго так считал его за брата
И столько лет не верил в тишину.
Я позабыл Чечню и Дагестан,
Их горных зим простуды и бураны,
Глубокий снег, тяжелые туманы,
Седых вершин промерзший океан.
А город Грозный! Мрак его руин,
Кварталы стен, разорванные в клочья,
Смертельная безлюдность днем и ночью
Его войной истрепанных картин.
Я позабыл чеченскую войну.
Но отчего так долго и упрямо
Болят ее нелеченные раны
И лица тех, кто шел в одном строю?
Они приходят, павшие в бою,
И не спеша протягивают руки.
Зовут с собой, забыв в своей разлуке,
Что я живой. Я руку подаю.
Приходят вновь. Все вместе и одни.
А я так жду уже их в новый вечер.
Я их забыл бы с радостью, но нечем
Заполнить душу полную войны.
Из пустоты забытого никак
Не отыскать ни радости, ни счастья.
А может, просто жизнь была напрасной
И все сложилось в ней совсем не так.
Я все забыл, все даты, имена,
И не о чем уже не вспоминаю,
И больше по ночам не убиваю…
А там все не кончается война…
А там все не кончается война…
Это не книга. Это песня. Песня, под которой расписалась в своем авторстве Правда. Песня, когда звучит которая, встает на ноги зал.
И живые и мертвые.
…Мертвые, встаньте хоть на минуту. У вас же дети выросли.
