Геннадий Левицкий - Александр Македонский. Гениальный каприз судьбы
Царь, если что хорошо, так это смирение в счастье. Тебе, такому вождю, ведущему такое войско, нечего бояться врагов, но божество может послать нечто неожиданное, и человеку тут остеречься невозможно.
Когда Кен окончил речь, многие из присутствующих даже плакали, и Александр понял, что не найдет единомышленников даже среди своих полководцев. Раздосадованный царь распустил совет. Оставалось последнее средство — обратиться непосредственно к воинам. Но и солдатам были чужды размышления Александра о будущих великих победах и сказки о несметных сокровищах.
Они упорно молчали, опустив глаза и не решаясь возразить царю.
— Не знаю, чем я нечаянно вас обидел, что вы не хотите даже смотреть на меня, — умолял воинов Александр. — Мне кажется, я в одиночестве. Никто мне не отвечает, но никто и не отказывает. К кому я обращаюсь? Чего требую? Хочу спасти вашу славу и величие. Где те, чье мужество я видел совсем недавно, кто торопился подхватить тело своего раненого царя? Я вами брошен, обманут, выдан врагам. Но я пойду дальше один. Предоставьте меня рекам и зверям и тем племенам, имена которых вас ужасают. Я найду, кто пойдет со мной, которого вы бросили, — со мной будут скифы и бактрийцы, недавние враги, теперь наши воины. Полководцу лучше умереть, чем превратиться в просителя. Возвращайтесь домой! Идите, торжествуйте, покинув своего царя! Я найду здесь место для победы, в которую вы не верите, или для почетной смерти!
Никто из воинов не издал ни звука в ответ на пламенную речь царя, молчали скифы, бактрийцы, персы — и для них проявленное Александром доверие оказалось непосильной ношей. Плутарх описывает реакцию царя на безмолвие, охватившее воинов:
Сначала Александр заперся в палатке и долго лежал там в тоске и гневе. Сознавая, что ему не удастся перейти через Ганг, он уже не радовался ранее совершенным подвигам и считал, что возвращение назад было бы открытым признанием своего поражения.
Но делать нечего — пришлось собираться в обратный путь. «Если Александру и хотелось когда-нибудь собственной рукой перебить всех своих военачальников, то, скорее всего, в эту минуту, — приходит к выводу Питер Грин. — Он не забыл ни своего отступления у Гифасиса, ни его виновников. Александр, очевидно, решил превратить в ад для всех долгий путь домой, и, судя по всему, добился своего».
Смертельный трюк
Он не мог совладать с собой (так иные уступают зову наслаждений) и бросался в гущу боя: до того разгоралось у него сердце и так хотелось ему прославиться.
Квинт Эппий Флавий Арриан. Поход АлександраЧашу горя испили до дна народы, оказавшиеся на пути македонского царя. На них он выместил всю злобу за неудачное покорение мира. У древних римских писателей был замечательный девиз: «Ни дня без строчки!»; если перефразировать его под Александра, то получится: «Ни дня без боя!»
Одно племя выставило 40 тысяч пехоты, — все вражеское войско было сметено одним ударом. Беглецы укрылись в ближайших городах; и там их достал Александр: всех взрослых перебили, остальных продали в рабство.
«Затем он начал осаждать другой город, но был отбит большой силой защитников и потерял много македонян, — рассказывает Курций Руф о следующей военной операции царя. — Но так как он упорно не снимал осады, горожане, отчаявшись в спасении, подпалили свои дома и сожгли самих себя с женами и детьми. И поскольку сами раздували пожар, а неприятель его тушил, получился новый вид войны: жители разрушали город, враги отстаивали. Насколько война может извратить законы природы!»
Тут уже македоняне начали возмущаться поведением царя и снова плакаться на свою горькую судьбу:
Отказавшись от переправы через Ганг и следующие за ним реки, он, мол, не закончил войну, а только изменил ее. Они брошены против неукротимых племен, чтобы своей кровью открыть ему путь к океану. Их ведут за пределы звезд и солнца, заставляют проникать в места, самой природой скрытые от глаз человеческих.
Александр лишь мстительно ухмыльнулся: хотели домой — туда и веду, но никто не обещал, что путь будет легким.
Царь не только не знал жалости к врагам и македонянам, но совершенно перестал ценить собственную жизнь. Войско принудило идти царя в направлении, противоположном его цели и мечтам. Стоило ли дальше жить, когда за спиной остается непокоренная неведомая часть мира? Не лучше ли последовать совету индийского философа и умереть, когда почувствуешь, что жизнь стала хуже смерти?
Военные походы Александра Македонского
Даже македоняне перестали понимать собственного царя и не столь охотно вдохновлялись его примером. Им настолько надоело воевать, что они не желали лезть в пекло вслед за царем.
Во время штурма города брахманов, по словам Арриана, «Александр первым взошел на стену, где его и увидели. При этом зрелище македонцы устыдились и со всех сторон полезли на стену».
Из Александра получился бы великолепный гладиатор, боец, каких трудно найти, но судьба капризна и любит совершать над человеком (в нашем случае, и над человечеством вообще) злые шутки. Стараниями матери он получил корону, в наследство от Филиппа ему досталось первоклассное войско и великие планы. Но увы! Природа сделала Александра не полководцем и не царем, но воином — безумно бесстрашным, но мыслящим узкой категорией простого солдата.
Он великолепен в бою, как и любой человек, выполняющий работу, предопределенную судьбой. Только в битве македоняне восхищаются Александром, забывая о перенесенных по его вине невзгодах, о тысячах загубленных товарищей, об унижениях и издевательствах, о собственных ранах, полученных в бессмысленных сражениях.
Читаем у Арриана:
Неарх рассказывает, что Александра сердили друзья, бранившие его за то, что он лично ввязывается в сражение: сражаться дело солдата, а не полководца. Мне кажется, что Александр сердился на эти речи, сознавая их справедливость; он понимал, что заслуживает порицания. И все-таки он не мог совладать с собой (так иные уступают зову наслаждений) и бросался в гущу боя: до того разгоралось у него сердце и так хотелось ему прославиться.
Битва — единственное место, где Александр был профессионалом, богом, где он достоин восхищения. Однако он не годился даже на должность сотника, ибо совершенно не замечал, что творится у него за спиной. В конце концов, вырвавшись по привычке вперед, он попал в ловушку — глупо и почти без надежды на спасение. Именно так! Произошедшее во время осады одного из городов являлось откровенной глупостью либо попыткой самоубийства, но никак не разумной храбростью.