Вольфганг Ганс Путлиц - По пути в Германию (воспоминания бывшего дипломата)
По древней традиции церемония коронации совершается в Вестминстерском аббатстве, куда приглашаются лишь главы иностранных дипломатических миссий. Таким образом, я не наблюдал церемонии коронации и попросил рассказать мне о ней. Лучше других это сделал молодой Питер Устинов, который как ученик Вестминстерской школы был отряжен в собор для несения пажеской службы. От него я узнал, что над Риббентропом издевались даже вестминстерские школяры.
Послы, как и вся остальная публика, должны были занять свои места примерно за три часа до начала торжественного акта. Поскольку за это время у людей может возникнуть та или иная потребность, пажам было поручено заботиться об ее удовлетворении. Они должны были подбегать, когда кто-либо поднимал руку и давал таким образом знать, что хотел бы на минутку выйти. Мальчуганы сговорились не обращать внимания на этот знак, когда его подавал Риббентроп. Они отговаривались тем, что принимали его знак за «германское приветствие».
У некоторых из высоких гостей за время трехчасового ожидания проснулся также аппетит, для утоления которого в церквах не принимается никаких мер. В то же время при английском церемониале затруднительно прихватить с собой что-нибудь съестное, потому что с давних пор запрещено делать в придворном платье какие бы то ни было карманы. Мужчинам нельзя было иметь карманы в коротких панталонах, а дамам не разрешалось брать с собой ридикюли. Как сообщил мне Питер, некоторые леди нашли выход. Во время коронации герцогини, графини и маркизы должны покрывать голову диадемой. Под ней они спрятали сэндвичи, чтобы потом, когда никто не видит, потихоньку съесть их. Скомканную оберточную бумагу они тайком совали пажам, которые ее потихоньку выбрасывали.
Я присутствовал на придворном балу в Букингэмском дворце. Это действительно было сказочное зрелище. Роскошь нарядов и драгоценностей превосходила всякое воображение. Здесь можно было увидеть благородных дам, перед красотой которых преклонил бы колено любой из смертных. Правда, о богатстве мыслей этих дам спрашивать не рекомендовалось. Из мужчин самое великолепное впечатление производили экзотические властители, особенно малайские султаны и индийские принцы. У буфета рядом со мной стоял молодой темноглазый магараджа Джайпура в светло-розовом шелковом костюме, усыпанном драгоценностями. На его широком поясе висел золотой кинжал, украшенный рубинами и бриллиантами, а чалму увенчивала брошь, усеянная аметистами, в центре которой сиял огромный рубин. На голове у непальского князя, с лицом скорее монгольского типа, была желтая зонтикообразная шляпа, заканчивающаяся вверху сапфировой брошью, из которой торчало сделанное из жемчуга сверкающее перо, а с полей шляпы свисали дюжины две изумрудов, каждый величиной с виноградину. Казалось, что меня окружают персонажи из «Тысячи и одной ночи». [205]
Начались танцы. Вместе со своей дамой я отважился вступить в самую толчею у трона. Нас увлекали то в одну, то в другую сторону, и мы старались не наступить на чей-нибудь шлейф или лаковые туфли. Мою даму внезапно толкнули сзади так, что она чуть не упала на меня, и я невольно отступил на шаг назад. В этот момент чье-то громкое «ой» подсказало мне, что я угодил кому-то на мозоль. Я обернулся. Это был молодой король Египта Фарук. Он успокоил меня, воскликнув: «Never mind!» — «Ничего». Король и королева смотрели сверху на танцующих, но сами не танцевали.
В связи с коронационными торжествами в Лондоне было дано много блестящих празднеств. Поэтому иностранные послы в общем ограничивались лишь тем, что было принято в таких случаях. Не было никакой причины, чтобы во время этих торжеств особенно выделялось германское посольство. Однако, по мнению Риббентропа, необходимо было сделать так, чтобы блеск нацистского великолепия намного превзошел блеск британского королевского двора.
Риббентроп в течение нескольких месяцев готовился к этому большому празднику; расходы при этом не играли никакой роли. Он велел в специальных самолетах привести в Лондон поваров и официантов из фешенебельного берлинского ресторана «Хорьхер», а также лучшее из того, что имелось там в подвалах и на кухне. Были приглашены известные немецкие артисты. Самолеты доставили два берлинских оркестра, в том числе ансамбль Барнабаса фон Гези из отеля «Эспланада». Приглашено было примерно полторы тысячи гостей, и, поскольку даже в огромных новых помещениях для них не хватило бы места, на террасе перед домом были сооружены буфеты-палатки. Омары, икра и шампанское были припасены в изобилии. Относительно скромное угощение в Букингэмском дворце действительно не могло выдержать сравнения со щедрым гостеприимством Риббентропа.
Незадолго до этого «великого» события Риббентроп велел всем нам собраться в большом конференц-зале, чтобы отдать последние распоряжения. В тот день казалось, что перед нами не просто «государственный деятель», но прямо-таки полководец, составляющий диспозицию исторической битвы. [206]
Вокруг Риббентропа разместились люди из его штаба. Они первыми получили задания:
— Вы, Тернер, останетесь при мне для особых поручений, и в частности будете связным между мной и моей женой... Вы, Шпитци, возьмете под наблюдение дверь и будете докладывать мне о прибытии выдающихся гостей... На вас, Готфридсен, возлагается роль связного между мной и начальником кухни.
После того, как каждому из них было дано задание, дошла очередь и до нас, профессиональных дипломатов, сидевших в стороне. Перед «государственным деятелем» лежали два списка: один объемистый с именами тысячи пятисот приглашенных и другой небольшой, помеченный буквой «W». Он содержал лишь около сотни имен, и «W» на его обложке означало «Wichtig» — «важно». На первом месте значился английский премьер-министр Невиль Чемберлен, завершал этот список какой-то гофмаршал королевского двора.
Каждому из нас было поручено трое или четверо из этих «важных» господ и дано задание заботиться о них. На мою долю пришлись французский министр иностранных дел Ивон Дельбос, наследный принц Саудовской Аравии и лорд-мэр Лондона.
Риббентроп внимательно просматривал список и распределял каждого в соответствии с рангом и значением. Он наткнулся на имя, которое его озадачило: Ормсби-Гор. Это был английский министр колоний. Наш «государственный деятель» сдвинул брови, как надлежит мыслителю, и задумался. При этом он бормотал:
— Это важно, чтобы мы снова получили колонии.
Он наморщил лоб и объявил о своем решении:
— Верман, вы сами должны взять его под свою опеку.
Верман был среди нас старшим по рангу и являлся первым заместителем Риббентропа. К сожалению, в этот момент я встретился глазами со своим коллегой Оскаром. Лишь с трудом я успел вовремя вытащить носовой платок и сделать вид, что у меня приступ кашля.
