Отто Дитрих - Двенадцать лет с Гитлером. Воспоминания имперского руководителя прессы. 1933-1945
Гитлер с уважением относился к творческим достижениям людей; во всяком случае, так он говорил. Он часто провозглашал людей выше средних способностей великими гениями только потому, что они оказались в данный момент успешными и счастливыми. Но так же легко он ниспровергал прежние заслуги людей, в данный момент ему ненужных или потерявших былую популярность. Его поведение в данном отношении напоминало поведение Наполеона. Рассказывают, будто один офицер, желая поступить на службу к Наполеону, неосторожно разоткровенничался и на вопрос о прошлой военной службе ответил, что, к сожалению, ему в прошлом катастрофически не везло. Наполеон заметил, что не может пользоваться услугами офицера, от которого отвернулась удача. Гитлер питал величайшее презрение к хвастунам со стороны врагов, но сам был легкой добычей для подобных типов при условии, что они льстили ему или казались готовыми делать все, что он хочет.
С годами мнение Гитлера о способностях различных людей резко менялось. Некомпетентных пустозвонов он провозглашал людьми выдающихся способностей и осыпал почестями. Многие годы спустя, когда эти же самые люди показывали свою истинную сущность, он, обнаружив, что они полная противоположность тому, чем казались раньше, осыпал их проклятиями. Гитлер расправлялся со своими оппонентами, объявляя их политическими шарлатанами, трусливыми мошенниками и напыщенными ничтожествами. Требовались долгие годы горького опыта, чтобы он понял, что они вовсе не таковы. Обдумывая его суждения о людях, могу только сказать, что безошибочные инстинкты, которыми он гордился, в девяти случаях из десяти его подводили.
Здесь необходимо сказать несколько слов объяснения. Хорошо известно, что культ личности Гитлера был одной из самых важных линий его философии. Как социалист, Гитлер высоко ценил идею «народного сообщества». Но для него самого, как для личности, гораздо важнее стадного чувства была индивидуальность Господина, человека, рожденного быть хозяином. Личность коренится в индивидуализме; сообщество в ощущении группы. Установление равновесия между ними и их творческое единение стали великой целью доктрины Гитлера. Но это же стало великой проблемой его жизни, проблемой, которую ему не удалось решить. Углубляясь в этот вопрос, мы касаемся основных принципов, основных черт характера Гитлера.
Личность может считаться социальным понятием, потому что она эффективно действует только в сообществе. (Таким образом, человек может считаться личностью, только если он что-то сделал для общества; престиж даруется обществом. Иначе он может считаться оригиналом, эксцентриком, виртуозом и тому подобным, но только не личностью.) Предположим, что величие человека признано обществом. Человек – член сообщества и, следовательно, не может поставить себя вне его и выше его. Он не может заставить общество служить объектом его личной потребности властвовать, даже если он замаскирует это влечение под мифические наряды оголтелого национализма. Гитлер оказался неспособным подчинить силы собственного эгоизма сообществу, которое создал. Он присвоил себе право быть единоличным господином; все остальные должны были ему служить. В повседневной жизни он провозглашал принцип сообщества: общее благо прежде блага личности. Но в сфере высшего руководства он ставил свои личные интересы гораздо выше благосостояния народа. Вот здесь-то и обнаруживался изъян его системы. В его личности слились два мира, личности и сообщества, а так как он был слишком деспотичен, чтобы признавать свои обязательства перед сообществом, оба мира разбились друг о друга.
Проблема всего философского знания – это проблема отношения субъекта к объекту, то есть неспособность людей, как части Вселенной, поставить себя выше этой Вселенной, познать ее. В сфере национального порядка Гитлер тоже столкнулся с этой проблемой. Он хотел невозможного, но даже ему не удалось перепрыгнуть через собственную тень. Его властная натура не могла добиться компромисса между личностью и сообществом. В самой глубине его души не могла быть преодолена двойственность характера, а его действие распространялось на всех.
Его эгоцентризм ярко проявлялся в обращении с ближайшим окружением. Никому из работавших рядом с ним не удалось вырасти в самостоятельную личность. Страстный субъективист, Гитлер не понимал объективности и не испытывал к ней симпатии. Снова и снова он подчеркивал, что хочет очистить умы немцев от всей «объективистской чуши» и научить их мыслить субъективно. Он был самым чистокровным субъективистом, какого только можно представить, потому что оценивал людей только по степени их полезности для его целей. Этим одним объясняется губительная ошибочность его суждений, а также резкие взлеты и падения его приближенных.
Геринга, бывшего во время Первой мировой войны хорошим военным летчиком и позже ставшего плохим политиком, Гитлер провозгласил величайшим гением военной авиации. Десять лет спустя, когда Геринг перестал одерживать победы, Гитлер решил, что он величайший из неудачников в истории человечества.
Риббентроп, глупый, неотесанный, излишне сентиментальный и подобострастный, разочарованным выражением лица напоминавший своего хозяина, был фаворитом Гитлера. Его упрямство вошло в поговорку. Если он принимал решение, пусть и неправильное, ничто не могло его переубедить.
О Геббельсе Гитлер всегда судил осторожно. Он признавал в нем человека, обладающего уникальным ораторским талантом, восхищался его «бойкостью речи» и использовал в своих целях до самого конца.
Лей был словоохотливым тупицей, типичным представителем поколения немцев, распространившегося в последние десять лет, не имевшего да и не желавшего иметь своих мыслей и «молившегося» на Гитлера. Гитлер называл его своим «величайшим идеалистом».
Гиммлер умно льстил Гитлеру. Наблюдая за ним, я замечал в его лице отчетливые черты безумия. Гитлер был о нем до нелепости высокого мнения. Только в самом конце, после неудачной попытки Гиммлера организовать сопротивление, Гитлер признал его тем, кем он и был на самом деле: «пустым местом и разочарованием».
Коха он считал лучшим гаулейтером, а Шпеера самым компетентным министром. Бормана, своего секретаря и управляющего делами партии, невидимого организатора его личной жизни, свидетеля на его свадьбе и, в конце концов, руководителя его похорон, Гитлер характеризовал как «преданнейшего товарища по партии».
Его оценки служат ясным доказательством того, что он до последнего вздоха ошибался в людях.
Его гротесковые вердикты современникам и противникам в международных делах, вердикты, которые он выносил во время застольных бесед, представляют теперь лишь исторический интерес.
